Холодные влажные камни жадно впитывали жар камина и отпускали холод.
В том же закутке я обнаружила сети для ловли рыбы и ловушки на зверей.
Ночь светла, вокруг все хорошо видно.
Я вспомнила нашу с тобой единственную ночь.
В моей душе запели соловьи.
Около замка в реке и в роще я расставила ловушки и сети.
Вернулась в дом, протерла стол и лавку, вымыла посуду, расставила аккуратно.
Через несколько минут я сбегала проверить сети.
Вскоре в камине на вертеле зашипел жиром небольшой горный кабанчик.
На веточках источала аромат нежнейшая горная форель.
Я сытно поужинала фруктами, рыбой и мясом.
Разбудить слепого музыканта и накормить его среди ночи я опасалась.
Он привык к одинокой голодной жизни, и неизвестно, что бы он мне сказал.
Может быть, рассердился бы, что я изменила ход его жизни, и прогнал бы меня из замка.
Я покушала, нагрела воды в кувшинах и с удовольствием искупалась.
Благоухающая я стала искать место для ночлега.
В зале стояло только одно каменное ложе.
Оно нагрелось, но было жестко.
Я набросала на ложе мягких набитых пухом мешков из темной комнаты.
Постель была готова, но тебя не было, моя любимая Аделаида. – Мирей держала меня за руку, словно боялась, что я убегу.
Куда бы я убежала из своего нового уютного дома? – Я ворочалась на мягкой подстилке.
На душе моей было тревожно.
Я поднялась и прошла на внутренний дворик, где на земле спал слепой музыкант.
Он поджал ноги к груди, всхлипывал во сне и вскрикивал.
Ночной холод пробирал его до кости.
Музыкант по ночам умирал в одиночестве и холоде, а днем оживал, чтобы творить свою замечательную музыку.
Мне стало жалко дрожащего несчастного человека.
Я нашла невысокую тележку на маленьких колесиках.
Подогнала тележку к музыканту и перевалила его тело на доски.
Все время я опасалась, что слепой музыкант проснется.
«Ну, и что, если бы он проснулся, – подумала я. – Я отойду на пару шагов, и он не поймет, что произошло.
Подумает, что перед сном зачем-то нашел тележку и пытался на ней спать».
Но тот, кто привык засыпать на холодной голой земле, не проснется, если его затаскивают на тележку.
Я перевезла слепого спящего музыканта в зал, ближе к камину.
Вернулась на ложе.
Минут через пять я почувствовала, как невидимая рука сжала мое горло.
Дышать стало трудно.
Я захрипела, вскочила на ножки.
Первая мысль была – призраки замка прилетели меня задушить.
Люди покинули замок из-за боязни призраков.
Только один слепой музыкант остался, потому что ему бояться нечего.
Оттого он спал на земле во внутреннем дворе, а не в зале.
Но я отвергла свое предположение, когда обнаружила источник удушья.
Смрад исходил от слепого музыканта.
Несчастный мужчина долгое время не имел возможности вымыться в чистой воде.
Конечно, можно было умываться в ближайшем ручье, который протекал в каменном желобе.
Но, наверно, эта мысль не приходила слепому музыканту в голову.
Великие не думают о малом.
Я поднялась, взяла со стола нож.
На деревянной рукоятке были вырезаны слова – «Ars Longa, Vita brevis».
Ножом я срезала со спящего музыканта его многочисленные одежды.
Чуть от зловония не задохнулась.
Лохмотья я с отвращением забросила в камин.
В саду я нарвала цветов, скомкала их в пучок.
В кувшинах у камина после моего купания осталась теплая вода.
Я поливала голого музыканта из амфоры и удаляла с него грязь пучком травы.
На обнажение тело я старалась не смотреть, отворачивала голову.
Вид обнаженного мужчины у меня вызывал и вызывает первобытный ужас.