Девушка все же успела в беседку, присела на прежнее место.
Когда Лукреций ворвался в заросли, то Елисафета почти успокоила дыхание после пробежки.
Лишь щеки выдавали прилив крови к голове.
— Щеки твои пылают, Елисафета, – Лукреций бросил к ногам Елисафеты увесистый бархатный мешок.
В нем звякнуло тускло – так тускло может звенеть только золото. – Я потом, когда мне привезут, еще… — Лукреций вглядывался в глаза Елисафеты.
— Лукреций, – Елисафета томно произнесла.
Тут же поняла, что томность – это проявление чувств.
А чувств никаких не должно быть, когда подчиняешь другого человека.
Елисафета доставала из памяти советы пифии Кассандры.
Как держаться, что говорить, как вести себя, чтобы подмять, чтобы властвовать, чтобы человек полностью оказался в твоей власти.
Советы хороши, но не хватало девушке опыта.
«Мне недавно исполнилось девятнадцать – почтенный возраст для рабыни и для невесты.
Но для моих устремлений – я слишком еще молода и неопытна. – Елисафета прикусила нижнюю губку. – Где же добренькая Добронрава?
Золото под ногами лежит, и его могут унести.
Я не в силах долго распространять на Лукреция свое очарование».
— Елисафета, этот мешок? – Добронрава появилась через минуту.
Елисафета застонала от досады:
«До чего же глупа Добронрава!
Зачем она спрашивает, если я сказала, чтобы она молчала».
Воцарилось напряженное молчание.
Елисафета поднялась и отошла к ограде беседки.
Она встала спиной к Лукрецию.
У юноши сразу все мысли выветрились.
Он подбежал и взял Елисафету за руку:
— Ты не сердишься на меня? – голос Лукреция дрожал.
«У него уже чувство вины передо мной, – Елисафета пришла в восторг. – А я всего лишь многозначительно молчала: и сразу – мудрая, и сразу – деньги мне, и сразу – предложил быть его… советчицей.
А ведь презирал женщин.
Неужели, наше женское перебарывает мужское?» — Елисафета не меняла спокойное умиротворенное выражение на лице.
Сзади послышался шорох, вздох Добронравы, а затем — удаляющиеся шаги.
«Добронрава может раздать золото бедным», – Елисафета пришла в ужас.
— Елисафета, ты побледнела, что с тобой? – Лукреций спросил с надрывом.
В ответ Елисафета лишь покачала очаровательной головкой:
«Добренькая Добронрава сделает добро.
Как много «добра» в этих словах о добре.
Я должна догнать ее». – Елисафета с огромным усилием сдерживала себя, чтобы не побежать следом за Добронравой.
Ей это удалось.
Елисафета мягко взглянула на юношу:
— Лукреций, – левый край губ девушки чуть приподнялся в подобие улыбки.
Елисафета опустила прекрасную головку и неторопливо вышла из беседки.
Ноги дрожали – требовали бежать за Добронравой.
— Елисафета, – голос Лукреция стал прерывистым.
«Обернуться или продолжить уходить с опущенной головой? – Елисафета запаниковала. – Почему Лукреций не бежит к своему Патроклу?»
Девушка все же остановилась и полуобернула прекрасную головку.
— Я, кажется… — Лукреций покраснел, прислонил ладони к лицу и с рыданиями скрылся в оливковой роще.
— Кажется, влюбился, – Елисафета убедилась, что за ней Лукреций не подсматривает, и побежала к своему жилищу. – Тоже мне – новость.
В меня все влюбляются.
Только я – ни в кого не влюблена. – Сердечко Елисафеты дрогнуло, замерло на миг, словно поймало девушку на лжи. — Разве что – Ясмина, любовь моя. – Сердце радостно застучало в барабанном ритме.
Через расстояние Елисафета чувствовала, как в унисон бьется сердце Ясмины.
Ясмина свободна, но нельзя быть свободной до конца.
Человек всегда кому-нибудь или чему-нибудь принадлежит.
— Добронрава, – Елисафета вбежала в жилище.
Не нашла добрую девушку и произнесла чуть громче, с нажимом. – Добронрава! – Многозначительная пустота – в ответ. – Да ты что, – Елисафета стрелой вылетела через порог на тропинку.