— Он же бедный, без одежды.
— Потому что ему так больше нравится – светить своим немалым бесстыдством.
— Ты напрасно наговариваешь на нищего…
— Левую руку он протянул, просил милостыню.
— Да, Елисафета, ты тоже это заметила.
— Я тоже это заметила, – Елисафета высунула розовый кончик язычка. – Еще я заметила его правую руку.
— У него две руки?
— У него две руки.
— Это же прекрасно, Елисафета!
— Вот второй рукой – правой – лже нищий теребил у себя между ног.
— Зачем?
— Зачем? – Елисафета покачала головкой.
— От голода теребил правой рукой между ног.
— От голода?
— Но как он мог насытиться, если поступал так?
— Его терзал голод, но другой.
— Какой?
— Сякой.
— Какой сякой?
— Еще твой нищий был необычайно толстый, жирный, липкий, с маленькими наглыми глазками.
Он не спускал с нас взгляда.
— Он взглядом молил о хлебе.
— Нищий заглядывал тебе под тунику, Добронрава.
— Он искал там?
— Что там искал?
— Хлеб.
— Искал хлеб и нашел две булочки.
— Все равно, он хочет кушать.
— Только не брось мне в спину камень, – Елисафета оборвала разговор.
— В спину камень бросить? – Добронрава переспросила.
«Зачем я подсказала дурочке?» — Елисафета с досадой обернулась:
— Я за вами вернусь – за тобой и за Мальвой.
Хоть вы дуры дурами, и я от вас не в восторге.
Но мы вместе попали в беду – в замке повелителя, и здесь мы вместе.
Хочу я, или не хочу, но, если брошу вас просто так, то оборву одну из своих нитей.
Себе же неприятности – в виде обрыва – я не желаю.
— Ты, куда идешь? – Добронрава улыбнулась
— Куда мне надо, тебе знать не надо, – Елисафета буркнула.
— Ты добрая, Елисафета, – Добронрава крикнула в спину.
— А ты – дура, – Елисафета прошептала без эмоций.
Прошептала тихо, чтобы Добронрава не услышала. – Надо же – утащила у меня мешок с драгоценностями, чтобы отдать толстому похотливому наглецу, который строит из себя нищего. – Елисафета свернула в оливковую рощу.
Деревья скрывали ее от возможных преследователей. – Когда Патрокл поймет, что я сбежала от него? – Новые проблемы накатывались, обрастали, утяжелялись – словно с глиняной горы несётся глиняный ком. – Пифия Кассандра выдаст меня?
Я же – рабыня, собственность Патрокла.
Не направляюсь ли я прямо в ловушку?
Может быть, Кассандра сразу же продаст меня в другое рабство? – Елисафета даже шаг замедлила. – Но что я могу сама, одна?
Даже с деньгами мне не выбраться из Порт Каира.
Одинокая девушка в прозрачной тунике и с мешком привлекает внимание абсолютно всех.
Если доберусь до корабля и заплачу капитану за то, чтобы он меня вывез, то прозрачно понятно, что произойдет со мной на корабле.
Драгоценности Лукреция перекочуют капитану, а другая драгоценность – я – достанется матросам.
Пешком уйти из города и страны – смешней не бывает.
На любой дороге, в любой корчме, в любом лесу меня подстерегает опасность, не меньшая, чем на чужом корабле. – Елисафета от досады закусила губу. – Получается, что в рабстве у философа Патрокла было безопасней всего.
Деньги имеют смысл, когда есть сила, которая их защитит. – Елисафета проходила между небольших каменных домов: — Что безопаснее?
Район для нищих, или – для богатых?
Нищие убьют и обворуют без стыда и без совести.
Богатые – сразу мной заинтересуется стража. – Только Елисафета подумала о стражниках, как увидела их.
Три стражника тоже заметили девушку. – Вот и конец моих величайших задумок. – Кровь ударила в голову девушки.
Воспитанная в постоянной лжи, интригах, Елисафета на миг задумалась.
Тогда, раньше, в родном доме, среди близких приходилось постоянно заботиться, чтобы выжить.