Но что?
Кассандра учила, что не нужно думать и стараться.
Все произойдет само собой, если я не стану играть, а буду естественной – самой собой.
Поэтому – прочь всякие подобострастные улыбки».
Взгляд Елисафеты наполнился льдом.
— Геракл, ты хочешь знать, что делать, чтобы жена сына не принесла раздор в семью, чтобы не погубила то, что с великим трудом ты создал? – Елисафета выигрывала время, повторяла то, о чем только что говорили.
Но ее слова магически подействовали на старика.
— Да, гадалка, – Геракл не назвал Елисафету прорицательницей, наверно потому, что прорицательница в храме только одна – Кассандра. – Подскажи мне.
— Что она подскажет? Да что она может подсказать? – Снова сын ходока Игорь взорвался. – Ей не больше восемнадцати лет, а корчит из себя умную.
— Мудрость не измеряется возрастом, – Елисафета позволила себе усмехнуться. – Мне восемнадцать лет, а тебе, Игорь, где-то тридцать.
Но я умная, а ты – дурак. – Елисафета произнесла резко.
Слова простые, доходчивые, но на них можно реагировать по-разному.
Старик и сын могли наброситься с кулаками за оскорбление.
Но… этого не произошло.
После недолгой паузы Геракл расхохотался – громко, призывно.
На него стали с недоумением и интересом оглядываться другие ходоки.
Своим холодным тоном и «Я – умная, а ты – дурак» Елисафета подавила волю нервного Игоря.
— Почему? Почему я дурак? – его губы задрожали.
Он больше не выглядел стремительным и напористым.
«Потому ты дурак, что тебя отец воспитал дураком, – Елисафета многозначительно молчала. – Сам дураком тебя воспитал, а теперь удивляется, что ты дурак.
Родители, родители всегда виноваты во всех бедах детей.
Но это я не скажу, потому что – глупо и опасно.
Старик не поймет, а до сына не дойдет».
— Ты не должен выбирать себе невесту, Игорь, – Елисафета произносила четко, отделяла каждое слово. – Ты думаешь только о том, как полностью отдашься удовольствию с молодой женой.
Ее ресницы затрепещут, когда ты сорвешь с нее одежды.
Опустишь невесту на атласную красную простынь, благоухающую розами.
— Да, да, конечно, – глаза Игоря застекленели.
Глаза его отца – Геракла – наоборот – ожили, покрывались легкой пленкой.
Из уголка рта выбежала тонкая струйка слюны.
Безвольное лицо старика потеряло формы.
— Роза – символ любви, – Елисафета вздохнула.
Но легкая печаль мимолетная была заметна только ей. – Не о розах ты должен думать, Игорь.
— А о чем я должен думать? – Ходок полностью попал под власть Елисафеты.
Он с надеждой вглядывался в ее глаза.
Сольвейг улыбалась краешками губ.
— Ты должен думать о шипах розы, – Елисафета старалась, чтобы голос держался ровным и не теплел.
— Верно, точно сказала гадалка, — Геракл вскрикнул и левым кулаком ударил по раскрытой ладони правой руки.
По храму разнесся звук хлесткого удара.
— Геракл, тебя бьют? – послышался смех со стороны других ходоков.
«Надо заканчивать представление, иначе могу все испортить», – Елисафета почувствовала момент.
— Тебе, Игорь, нужно успокоиться.
Вести себя мирно, не заносчиво, во всем слушаться своего отца, – Елисафета льстила сыну и отцу. – Ты станешь мудрее.
На твоем лице отразится печать ума.
К тебе сразу потянутся девушки.
Но и они тебе не нужны.
— Зачем мне тогда умнеть, если я, когда поумнею, то буду отвергать девушек? – Игорь случайно задал правильный вопрос.
«Я сделала ошибку, заболталась», – Елисафета подумала с досадой.
— Самой лучшей девушкой для тебя будет та, которую выберет для тебя отец, – Елисафета обернулась к Гераклу. – Ты достойный мужчина.
Много сделал в жизни, так сделай и судьбу семьи твоего сына, Геракл.
Приготовь ему успокоительные целебные настои.