— Не буравит, Гульфия слепая с детства, – Юсуф переваривал сказанное провидицей.
«Если просится в жены к заморскому купцу, то, значит, видит, что оставаться ей во дворце опасно».
— Слепая? – Генрих переспросил с недоверием. – А глядишь, как будто все насквозь видишь.
— Гульфия все насквозь видит, она – прозорливая, предсказательница, – евнух заметил, как кровь из раны госпожи Хусния подбирается к туфле, поэтому отошел на пару шагов от кровавого ручейка.
— Молодая, красивая, смелая, слепая, прозорливая, – купец затрясся в булькающем хохоте. – Что же ты за меня замуж просишься?
Вот так сразу.
У вас же за эту прямоту и смелость камнями побивают.
— Здесь нет камней для побивания, – Гульфия произнесла бесстрастно.
— Здесь один большой камень, – купец взглянул на отшлифованный потолок с золотыми прожилками. – Зачем под землей камни для побивания, если у вас другие способы усмирения имеются – плетка, кинжал. – Генрих подобрал кинжал госпожи Хусния, осмотрел, довольный цокнул языком и опустил добычу в сумку.
Евнух внимательно проследил за исчезновением кинжала. – Не смотри так алчно, Юсуф, – Генрих сузил глаза. – Кинжал – моя добыча, потому что предназначался мне.
Эта бабенка сама его мне протягивала.
Ты можешь пошарить по янычарам.
Кошели я с них снял, потому что они тоже – моя добыча, плата за представление.
Но что-то еще на слугах осталось. – Купец остановил взгляд на теле Наджия. – Бабенка хорошо над ней поработала плеткой.
Умело, мастерица.
— Госпожа Хусния проверяла – боится ли Наджия боль и смерть.
— Ну и как, выяснила – боится ли пленница боль и смерть? – Купец склонил голову к правому плечу.
— Не успела, ты помешал, уважаемый, – евнух позволил себе усмешку.
— Так я всем мешаю, – купец поднялся со скамеечки. – Людям мешаю продавать мне товары дорого, своим работникам мешаю воровать у меня.
Что же ты ждешь, друг Юсуф? — Вопрос прозвучал для евнуха неожиданно.
— Что я жду, уважаемый друг, Генрих? – Глазки евнуха забегали по сторонам.
— Неужели, ты думаешь, что можешь сдать меня страже? – Генрих нехорошо усмехнулся. – Сдашь и получишь прощение у нового Повелителя?
У вас сначала душат, забрасывают камнями, а потом уже творят правосудие и сажают на кол. – Купец снова булькал. – Впрочем, как и у нас на Севере.
— На милость нового повелителя я не рассчитываю, – слова евнуха были дерзостью.
Он мог поплатиться за них жизнью.
Евнух выжидательно смотрел на купца.
Не хотел сам озвучивать решение.
— Ты лучше меня знаешь, как поступить, – купец обошел лежащую госпожу Хусния.
— Но госпожа Хусния живая, – евнух сразу понял намек купца.
— Она живее всех живых, – Генрих вытер кровь с сапога. – Вот, когда очнётся, тогда еще живее станет.
— Кровь надо будет замыть, – Гульфия обозначила себя предложением.
— Кровь замыть? – купец от неожиданности открыл рот. – А я думал, что ты сейчас с рыданиями упадешь мне на грудь, будешь умолять, чтобы твою госпожу оставили в живых.
— Так бы и было, но я не вижу дальше госпожу Хусния, – Гульфия провела пальцем по бровям купца. – Густые у тебя брови, колосятся.
— Что же ты видишь дальше? – Генрих не сводил взгляда с Гульфия. – Надо же, слепая, а пальцем попала в бровь, а не в глаз мне.
— Дальше я вижу, что у нас с тобой все будет хорошо, – Гульфия погладила купца по голове.
— Она не врет? – Генрих обратился к евнуху.
— Гульфия не умеет лгать, – евнух покачал головой.
— Вот, значит, почему ты просишься ко мне в жены, – купец дёргал себя за бороду. – Но, если ты прозорливая и все видишь, то знаешь, что у меня уже есть жена.
— Твоя жена вовсе не жена тебе сейчас, она жена другого, – Гульфия произнесла с неохотой. – Каждый раз, когда ты уезжаешь, твоя женщина становится женой высокого, седого важного господина.
— Высокий седой, важный? – Генрих поперхнулся. – Если бы ты не описала майора, то я бы ни за что тебе не поверил.