Повелитель угощал меня напитком забвения.
— Пути Повелителя всегда верные, – евнух развел руки в стороны.
— Что-то всплывает в памяти, белый холодный песок…
— Белый холодный песок называется снег, – Генрих развернул девушку к себе спиной. – Своих у них не хватает, если чужих берут?
— Пожилые господа, – девушка в руках купца дрожала. – Какие-то странные фразы – Картье, Фаберже. – Девушка повернулась и с испугом смотрела в глаза Генриха. – Не беспокойтесь, господин.
Я надеюсь, что эти видения исчезнут.
И я буду чиста перед вами в помыслах.
— Фаберже, Картье? – Генрих подумал об именитых на Севере ювелирах.
Неужели, и Нигара тоже из важной семьи?
«Опасно это, – Генрих был очень осторожен, особенно, когда шел по малохоженой дороге. – Меня могут обвинить, что я нарочно похитил этих девушек, содержал в плену, а теперь, когда посчитал нужным, возвращаю их за деньги.
Бойкая Елисафета может напридумывать и оговорит меня.
Скажет, что да, я украл ее, измывался, да еще что-нибудь наговорит против меня. – Генрих снова взглянул на Гульфия: — Слишком я быстро привык советоваться с Гульфия, ждать от нее подсказки.
Так свой ум и торговую смекалку могу потерять. – Купец не нашел отклика от Гульфия.
Слепая, словно зрячая, увлеченно помогала пленницам освоиться с одеждой. – Надо же, и никто из них не догадается, что моя Гульфия слепая». – Купец поймал себя на слове, что назвал Гульфия «моя».
— Все рабыни в наличии, – Юсуф посмотрел поверх голов пленниц. – Нам только за границы сада наслаждений выйти, а дальше вопросов не будет.
— Еще один сад наслаждений? – Елисафета Айгуль усмехнулась. – Сколько же садов наслаждений нужно пройти бедным девушкам, чтобы получить хотя бы одно наслаждение. – Айгуль засмеялась звонко.
Генрих в очередной раз пожалел, что купил эту пленницу.
Но так как она входила в общее число, то жадность боролась с желанием бросить Айгуль здесь, оставить под землей в каменной келье.
— Молчи, несчастная, — евнух зашипел на Айгуль.
Он замахнулся на нее плеткой.
— Не приказывай, не ты мой хозяин, – Айгуль с презрением взглянула на Юсуфа. – Ты меня продал, теперь достопочтимый Генрих мой хозяин.
И не поднимай на меня руку.
В моих северных краях мужчина не бьет женщину.
— Смотря какой мужчина, и смотря, кто женщина, — Генрих заступился за честь мужчин северных земель.
— Тот, кто бьет женщину, тот не мужчина, — Айгуль выпрямила спину. — Юсуф всего лишь евнух и тоже не мужчина.
Не мужчина по состоянию своему и по поступкам. – Взгляд Айгуль заморозил евнуха.
«Девушка умеет властвовать, – Генрих поправил мешок за плечами. — Плен не отбил у нее гордость и благородство.
Или гордость и благородство у Елисафеты в крови, и их ничем не выбить?
Это хорошо для продажи на Севере, что Елисафета гордая.
Но плохо во время прохода через южные земли.
Женщина должны быть покорная и тихая, а не гордая и громкая».
Генрих шел в конце каравана девушек, замыкал шествие.
Он следил, чтобы никто не сбежал.
Хотя не должна головы девушек посетить мысли остаться и дальше под землей.
— С другой стороны, – Гульфия прочитала мысли Генриха и продолжала разговор с купцом, – многие рабыни не знают, что ожидает их в плену у нового хозяина.
Некоторые предпочли бы спокойную жизнь в каменном мешке, чем опасную неизвестность.
— Одна точно не останется, – Генрих опустил руку на локоть Гульфия. - Ты имеешь в виду Айгуль?
Айгуль – огонь, а огонь рвется наружу, чтобы все сжечь.
— Айгуль сильная, но не настолько, насколько Наджия.
— Чем же Наджия столь сильна, если на ногах едва держится? – купец пожевал бороду.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, муж мой.
— Муж твой?
— Да, муж мой, – Гульфия сжала руку купца. – Как только мы выразили обоюдное согласие стать мужем и женой, то стали мужем и женой.