Парень взялся за ручку двери и легонько потянул за неё, дверь без какого-либо сопротивления и скрипа подалась. Приоткрыв её наполовину, он почувствовал резкий трупный запах, ударивший ему в нос, вроде того-то шёл от мёртвых хазар, тех, что Мишке пришлось сжигать в лесу ещё вчера вечером. Но к этому запаху примешивалось ещё какой-то. То ли тяжёлый дух волка, такой который чуешь, подойдя к жилой волчьей норе, или нечто это напоминающее. Мишка прислушался, затаив дыхание к звукам в погребе. Сначала было абсолютно тихо, но после того как парень трепливо подождал какое-то время, из утробы провонявшего смертью помещения донеслось едва слышное дыхание. Но оно было не человеческим, это Мишка сразу сообразил. Такое тяжёлое дыхание вперемешку с нетрепливым сопением обычно издаёт хищный, голодный зверь, когда он обнюхивает кусок свежего ещё тёплого мяса, добытого им только что. Вздохи эти были короткие и глубокие со звуками приглушаемого рыка. И они явно принадлежали не маленькому зверю. «Ах, ты ж, да кто ж там может быть?», – подумал парень, собираясь тихонько притворить дверь и поднимать тревогу. Но сделать он этого не успел. Вдруг к звукам тяжёлого дыхания, доносящихся из тьмы, добавилось цоканье когтей по полу, мощёному деревянными плахами. Мишка снова замер в надежде на то, что зверь, находившийся в яме холодного погреба, не заметит его. Но хищник, таившийся во тьме, почуял человека. Молодой боец увидел, как в кромешном, непроглядном мраке одновременно вспыхнули два кроваво красных огонька. Сердце парня пропустило пару ударов, а по спине между лопаток пробежала крупная капля обжигающе холодного пота.
Мишка не мог понять, что же зверь хищно пялится на него из дурно пахнущей темноты, но он слышал и чувствовал, что тот готовится к броску. Не став дожидаться этого, парень в слепую, сноровисто перехватил свою сулицу, поудобнее для броска и со всего маха метнул её метясь, чуть ниже светящихся красным огоньков, где судя по всему должна была находиться грудь или шея невиданного зверя. И тут же захлопнул тяжёлую дверь, подперев её плечом. А за дверью раздался страшный рык полный отчаянной злобы и боли. Миша вспомнил о копье Семёна, стоявшем рядом с дверью погреба, схватил его и быстро поотпёр им дверь. И только после этого заорал во всё горло:
– Тревога!!! Враг в селении…!
Голосу парня кое-где затворили собаки будя своих хозяев, но как-то необычно лениво и неуверенно.
А изнутри погреба, крепкую дверь сотряс тяжеленный удар, такой силы, что она затрещала и чуть было не вылетела вместе с толстыми коваными навесами, а Мишку этим ударом в плечо отбросило прочь. Но всё же первый удар дверь выдержала, хоть и приоткрылась немного, загнав древко сулици, что её подпирала глубоко в землю. Мишка встал напротив выхода из погреба, вынул топор, который одолжил ему Генка, сажал покрепче в руке держатель своего щита и снова заорал, срывая горло.
– Тревога!!!
Понимая, что второго удара не дверь, не сулица, не вынесет.
Глава X
Мишка с надеждой глянул на Семёна, лежавшего в шагах десяти от него. Но четно, тот всё так же спал, не слыша звонкого голоса молодого бойца и даже не шевелился. Ещё удар, только гораздо более сильный от которого упругое древко копья, подпиравшего дверь, сначала сильно изогнулось, а после переломилось с сухим, звонким щелчком, брызнув мелкими щепками во все стороны. Теперь дверь была выломана, накренившись на одну сторону. Мишка всмотрелся во тьму дверного проёма, а из него выглянула огромная голова собаки, перекошенная страшным оскалом. Обнажив белеющие в темноте клыки собака, медленно на полусогнутых лапах вышла из погреба, колебля воздух глухим, утробным рыком не на секунду, не отрывая взгляда от человека.
Таких собак Мишке точно встречать в своей жизни не приходилось. В холке эта зверюга была с полуторагодовалого телка, даже на подогнутых лапах, но, а в длину тело этой псины было гораздо больше, чем у того же бычка, да и гораздо мускулистее. Загривок на спине у неё угрожающе вздыбился, густой, лохматой щетиной, слипшейся сосульками, а глаза снова загорелись красным цветом, словно налитые кровью и было в этих глазах, что-то очень злое, голодное и беспощадное, пробирающее аж до холодных мурашек на спине и дрожи в ногах. Взглянув в эти глаза, наполненные неистовой, голодной яростью, сразу хотелось бросить в сторону щит вместе с топором и бежать неведомо куда со всех ног, не разбирая дороги, только, чтоб эти глаза не глядели на тебя и не сковывали сердце холодным ужасом. Но Мишка знал, что бежать ни в коем случае нельзя, ведь если ты побежишь от любого хищника, пусть даже самого мелкого и слабого, то ты из его противника сразу превратишься в добычу. А убежать от хищного зверя очень непросто, тем более сейчас, когда от страха Мишкины ноги просто вросли в землю. Да и бежать то было особо некуда, где скрыться от такой здоровой зверюги, у которой клыки величиной с указательный палец, а когти и того больше. Разве, что в сторожевую башню, что стоит у ворот, но до неё добежать этот зверь не за что не даст. Так, что Мишка решил принять бой, и тихо прошептал себе под нос, изгоняя из своего сердца и разума противный, липкий страх, прошептал то, что до него тысячи раз с неизвестно каких времён перед смертным боем говорили его предки сами себе.