Всадник без жалости продолжал гнать коня, Буян же хоть был молод и силы с выносливостью было ему не занимать, но всё же от той бешеной скачки, и он начал уставать, скорость его бега стала ощутимо тише, и уже, наверняка, сравнялась со скоростью нечистых. Шутка ли, и человеку, и коню пришлось преследовать весь день раненого оленя, даже не прерываясь, чтоб утолить голод и жажду, а ночью охотники сами стали добычей и теперь им приходилась убегать и скрывается, в ещё более яростном темпе, чтоб спасти себя. Бока и спина жеребца были полностью покрыты хлопьями пенящегося пота, а дыхание бывшее всегда ровным и ели слышным, даже на всём скаку, стало хриплым и громким. У Василя же нога сжатая стальной хваткой мертвенных пальцев нежити так болела, что даже в глазах темнело время от времени. Человеку в иные моменты казалось, а может это так и было на самом деле, что рука мертвяка живёт сама по себе без её хозяина и старается как можно больше боли причинить своей жертве, перебирая костлявые пальцы, стараясь их вонзить как можно глубже в людскую полть. А остановка даже на минуту, чтобы перевести дыхание, или чтоб попытаться освободить мертвенную хватку с тела человека, грозила не минуемой и мучительной, смертью. Поэтому и гнал человек своего коня без устали, грезя только тем, чтоб бы доскакать до спасительного частокола, которым огороженного селение.
Призирая боль, страх и усталость сам всадник и его верный, проверенный уже не в одной схватке с врагом друг, не собирались сдаваться, на милость победителю, по тому как не тот у них был характер, что у одного, что у другого. Колчан у ратного стрелка был полон, под завязку и Василь кричал сам себе, распаляя злобу.
– Ну, нечистые, вы ещё не видели, как я из лука бью. Этот подарочек я вам специально напоследок приберёг.
Но и ожившие покойники не чувствовали ни усталости, ни страха, от того, что гнались за одинокой, раненой и начавшей выдыхаться добычей. Да ведь кроме того у нежити были союзники, луна, дающая ей силу и голодную ярость, туман шедший в след за поганью по пятам, который мог убить любое живое существо одним прикосновением, и непроглядная тьма, позволяющая мертвецам гонять свою добычу по всему лесу почти без препятствий.
Рука Василя крепко сжала, зашлифованную до блеска древесину лука, жаль, что лук не боевой, а охотничий. В который раз сокрушался Василь. Боевой он помощнее раза в два и ударом стрелы он и кости частенько ломает, при хорошем попадании, от того и останавливает он цель лучше. Но что уж есть, выбирать не приходится. Тем более, что ратник хорошо умел стрелять из лука верхом, как впереди себя, так и назад. Другое дело, сейчас осложняло стрельбу то, что погоня происходила в лесу и пока всадник метился позади себя, в это время его могла выбить из седла незамеченная им ветка дерева. Ещё и попасть по преследователю нужно было, не абы куда, а в голову, по ближе к светящимся очам, тогда нечисть хоть на немного да останавливаться.
Теперь огибая кусты и деревья, охотник намеренно подпускал мертвяков почти к самым лошадиным копытам, надеясь на свой верный глаз и всаживал стрелу за стрелой в белёсые морды нечистых, с дикими, багровыми глазами. Если стрела удачно поражала нечистого, то тот валился на землю кувыркаясь, прямо под ноги своих сородичей, глаза его немного тускнели, но после того как стрелу ему удавалось вынуть мертвяк опять нёсся вперёд, с холодящими душу воплями, вырывая когтистыми конечностями из земли куски дёрна и прелой листвы. Сосредоточившись на стрельбе, Василь потерял счёт выстрелам, только когда его пальцы внезапно ощутили, что стрелы с железными наконечниками в колчане уже все вышли, а остались только с костяными, он стал стрелять по реже. К тому времени шапку с головы охотника толи сдуло порывам встречного ветра, толи сбило веткой. А с лица и рук, рассаженных кустами, сочились капли крови, которые падали на опавшую листву. От запаха крови голод тварей становится всё нестерпимее, заставляя их нестись всё дальше и дальше, оглашая окрестности, ужасными воплями и утробным рыком.
Вот, наконец-то, и долгожданный перевал, который встретил всадника как обычно лёгким прохладным ветерком. Теперь под гору скакать будет легче, только бы конь не споткнулся да не упал. «Ведь на своих двоих мне не как не уйти, от этой оравы болотной погани, – думал охотник. – Ты посмотри, ведь из болота на самую гору за мной поднялись, чем же я так глянулся этой нежити, или может разозлил их чем ненароком. Ну, если на этот раз вырвусь, то на болото больше ни ногой, хоть золотом там сыпь всё равно не пойду, не то, что не пойду даже думать об этом не буду». – Рассуждал Василь, успокаивая себя, чтоб хоть немного унять дрожь в руках, да смерить боль, что от ноги поднималось всё выше сковывая тело.