– А что мне оставалось делать? Они пригрозили! Думаете, полиция бы меня защитила?
– Это был ваш гражданский долг, – холодно роняет он.
– А мне моя жизнь дороже, – парирую.
– Вы видели их лица?
Я делаю вид, что задумываюсь.
– Нет. У них был грим, как в фильмах. Я могу описать, но вряд ли это поможет.
– Каждая деталь важна, – отрезает он.
Переступаю с ноги на ногу. Почему он устроил допрос здесь, а не в участке? Он что, ведёт дело один?
– Хорошо, – вдруг меняет тему Виктор. – Тогда другой вопрос: почему вы внезапно уволились?
– А это тут при чём? – удивляюсь резко, словно меня обвинили в госизмене.
– Совпадение, – его тон мягче, но настойчив. – Ограбление, день в компании преступников, и вы увольняетесь.
– Это не связано, – поспешно отмахиваюсь.
– Правда? – ухмылка говорит, что он знает больше, чем кажется.
– Абсолютно. Это личное, – выдавливаю, пытаясь выглядеть уверенной.
– Личное?
– Да. Начальник был… непрофессионален, – бросаю, избегая подробностей. Ему не нужно знать, что «непрофессионален» означает попытки уломать меня на совместные ночёвки в командировках.
– И вы просто ушли? Без отработки, без плана на будущее?
– С чего вы взяли, что у меня его нет? – огрызаюсь я, понимая, насколько это звучит глупо.
– Если бы был, вы бы не жили в таком месте, – холодно отвечает он, указывая на обстановку.
– Это уже похоже на оскорбление!
– Только похоже?
Меня трясёт. Почему за последние дни меня окружают только невыносимые мужчины? Что Цербер, что этот следователь!
– Вы переходите границы, – выпаливаю я. – Это моя жизнь!
– Связь с преступниками – тоже ваша жизнь?
– Нет! Всё, уходите! Если будут доказательства — возвращайтесь. А сейчас я устала. У меня был тяжёлый день.
Виктор встаёт, неторопливо, словно проверяя, серьёзна ли я.
– Ладно, – говорит он, но в голосе слышится подвох. – Последний вопрос. Ваш тяжёлый день связан с мужчиной, известным как Цербер?
Кровь стынет. Откуда он знает?!
– Нет, – выдавливаю я твёрдо, хотя голос дрожит. – Вам пора.
Он задерживается на секунду, словно изучает меня, и наконец кивает.
– Мы ещё увидимся, Анна, – бросает он напоследок.
Закрываю дверь, молясь, чтобы это была ложь. И лихорадочно думаю, что делать. Рассказать Церберу? Нет, опасно. Податься в бега? Отличный способ стать подозреваемой.
Подхожу к окну, глядя из-за занавески. Виктор идёт к своей машине — серой и неприметной, совсем не следовательской. Но у двери вдруг поднимает голову и точно находит моё окно.
Я замираю, будто он видит меня через ткань занавески. Он… подмигивает?!
На его лице точно мелькает самодовольная улыбка, прежде чем он садится в машину и уезжает.
Капец. Может, действительно выйти замуж за Арсена Фаридовича? Глядишь, жизнь поспокойнее будет…
10
Утро настигает меня запахом чего-то вкусного. Я открываю глаза и напрягаюсь: повара у меня нет. Последние дни превратили мою жизнь в хаос, но это уже перебор. Накинув халат, осторожно крадусь в кухню, уже не зная, чего стоит ожидать.
Картина за дверью сбивает с толку. Цербер. Голый по пояс. В моём розовом фартуке. Его мышцы играют с каждым движением, он жарит блинчики с видом хозяина жизни. Весь образ — как из рекламы роскошного лофта, только место действия — моя обшарпанная кухня.
– Доброе утро, Малышка, – лениво бросает он, не оборачиваясь.
Я моргаю, пытаясь прийти в себя:
– Что ты здесь делаешь?
Он разворачивается с лопаткой и сковородой, на столе уже аккуратные тарелки с блинами, джем и кофе.
– А ты как думаешь? – говорит с невозмутимой ухмылкой.
– Ты приготовил завтрак? – спрашиваю, борясь с неловкостью и подозрениями.
– Ты вчера была напряжённой, – пожимает плечами. – Решил, что хороший завтрак тебе не помешает.
Его спокойствие меня злит.
– Конечно, я была напряжённой! Ты вломился в мою жизнь, как ураган, а теперь стоишь у моей плиты, будто мы…
Я осекаюсь. Мы что? Друзья? Любовники?
– Будто мы что? – ухмыляется он, прожигая меня взглядом.
– Неважно, – отрезаю, отворачиваясь, чтобы не смотреть на его чертов торс.
Он смеётся низко, хрипло, раздражающе. Моё тело, к сожалению, реагирует предательски.
– Садись, ешь, – говорит он, не оборачиваясь.
– А если я не голодна?
– Ложь — это грех, – роняет он, переворачивая блин.
Подхожу к столу, и, как назло, мой желудок громко урчит. Цербер бросает взгляд через плечо, его улыбка становится издевательской.
– Видишь? Я всегда прав.