Когда он входит в меня, это происходит одним мощным толчком, который заставляет меня вскрикнуть. Он заполняет меня полностью, его член растягивает меня так, что это кажется невозможным, но… таким приятным. Сначала он не двигается, давая мне привыкнуть, его лоб прижимается я к моему, и мы оба замираем, затаив дыхание.
– Черт возьми, ты такая идеальная, – стонет он напряженным голосом. – Словно создана для меня.
Затем он начинает двигаться, его бедра соприкасаются с моими в таком ритме, что я тону в простынях, мои связанные запястья бесполезно дергаются в кандалах. Каждый толчок приближает меня к краю, его член достигает этой точки внутри меня, от чего у меня перед глазами вспыхивают звезды. Я не могу сдержать звуков, вырывающихся из моего рта — стонов, всхлипываний, просьб о большем.
Его темп ускоряется, дыхание становится прерывистым, когда он проникает меня сильнее, глубже. Одной рукой он сжимает мое бедро, оттягивая его в сторону, и наклоняется, чтобы войти еще глубже. Другой рукой он запутывается в моих волосах, потянув ровно настолько, чтобы я не смогла сдержать вскрика от смеси удовольствия и боли.
– Скажи это, – потребует он грубым и повелительным голосом. – Скажи мне, кому ты принадлежишь.
– Тебе, – выдохнаю я, мой голос был едва слышен из-за звука соприкосновения кожи с кожей. – Я принадлежу тебе.
Он рычит, низко и первобытно, и врезается в меня сильнее, его движения почти безумны. Я чувствую, как он теряет контроль, сбивается с ритма, стремясь к собственному освобождению. Мой оргазм повторяется, еще более сильный, чем раньше, и когда он наступает, я кричу.
Он не отстает. Последним, грубым толчком он глубоко входит в меня, и его оргазм захлестывает меня, когда он стонет мое имя в изгиб моей шеи.
Мы остается в таком положении, кажется, целую вечность. Цербер тяжело дышит, прижимаясь к моей коже, я дрожу под ним, мы оба измучены и пресыщены.
В конце концов, он отстраняется и осторожно развязывает мои запястья. Как только я отказываюсь на свободе, обнимаю его, притягивая к себе, чтобы он лег рядом со мной. Он прижимает меня к своей груди, его пальцы выводят узоры на моей спине, пока мы лежим в тишине. Постепенно приводя дыхание в норму.
– А ты ненасытен, – ворчу я, касаясь губами его груди.
Он усмехается и поднимает голову, чтобы поймать мой взгляд.
– А ты идеальная, – парирует он, проводя большим пальцем по моей нижней губе. – Но мы еще далеко не закончили с тобой. Еще нет.
Прежде чем я успеваю ответить, он снова переворачивает меня на спину, его губы захватывают мои в обжигающем поцелуе. Его рука снова скользит мне между ног, и я мычу ему в рот, мое тело уже снова жаждет его. Он прерывает поцелуй, его глаза встречаются с моими с той же опасной напряженностью, с которой они столкнулись тогда. В ту нашу первую встречу.
Быть с ним или умереть? И почему я раньше раздумывала?
– На этот раз, – начинает он низким, многообещающим голосом, – мы не остановимся, пока ты не сможешь ходить. Вдруг, снова сбежать надумаешь.
Я улыбаюсь в ответ, не рискую сознаться в правде. Не надумаю.
Эпилог
После нашей сумасшедшей ночи жизнь внезапно входит в стремительный поток событий. Никаких поблажек, никаких пауз на передышку — как будто весь мир только и ждал, чтобы снова испытать нас на прочность.
Первое, что делает Цербер, как только приходит в себя, — раздаёт чёткие и жёсткие указания. Его люди находят всех, кто участвовал в нашем пленении, и навещают их с «дружескими» визитами. Соперник по бизнесу, который так нагло посягнул на его территорию, пропадает с радаров — как мне объясняет Цербер с ленивой усмешкой, «конкуренция — дело тонкое». И хотя подробностей он мне не рассказывает, я точно знаю: никто больше не осмелится играть против него.
Через неделю после всей этой заварухи Цербер привозит меня в деревню к маме. Его машина, черная и блестящая, как всегда, выглядит чужеродно на фоне полевых дорог и старых заборов, но он даже не морщится. Мы сидим на кухне за деревянным столом, и мама, подавая чай, косо на него поглядывает.
– Кто это? – шепчет она мне, пока он отвечает на чей-то звонок.
– Мама, не начинай, – устало вздыхаю я, но вижу, что её взгляд полон беспокойства.
– Анют, он точно не... – начинает она, но не успевает закончить, потому что Цербер (или, как только мне можно его звать, Тимур) возвращается и садится так, будто и не ушёл.
– Вы не волнуйтесь, – говорит он, обращаясь к маме с вежливой, но уверенной улыбкой. – Вашу дочь я обижать не собираюсь.