Генри отмахивался от жестоких видений, которые роились в его разгоряченном мозгу. Огромные бритоголовые негодяи в коже с металлом, и она, маленькая, распростертая, распятая, беззащитная и беспомощная...
Скорее, скорее спасти малышку Джинн, пока еще не поздно!
— Карен, Карен, куда мне приехать? Карен...
— Генри, я сейчас, наверное, самый трезвый человек из нас. Я знаю твои чувства к Джинни.
Да, да, конечно, у него есть эти чувства, неважно, откуда Карен знает о них. Она знает, потому что он и сам о них знает.
Перед глазами снова заплясали видения. Грубые ремни стягивают ее запястья и щиколотки... Грязные руки с неровно обкусанными ногтями срывают с нее джинсы и рубашку, те самые, в которых он видел ее в последний раз в Вашингтоне... Ее маленькая грудь... ее нежный живот... ее бедра... О нет! Нет!
— Я знаю и о ее чувствах к тебе, Генри, — услышал он нежный шепот Карен.
Он потерял дар речи. Как? У малышки Джинн есть к нему что-то, кроме... дружбы?
— Ты меня слышишь, Генри?
— Д-да, я слышу...
— Ты просто слепой. Она обожала тебя с самого начала. Ты разве не знаешь, как назвала она свою маленькую фирму, свое агентство в Вашингтоне?
Генри замер. А Карен печально засмеялась на другом конце провода.
— «Эверби». Чтобы ты всегда был с ней рядом. Хотя бы через имя. А что ей оставалось делать, бедняжке? Ведь ты женат, Генри.
— Да... нет... Карен, я женат, но ты же... знаешь...
— Генри, я знаю гораздо больше, чем ты думаешь. Жди моего звонка. — И, не прощаясь, Карен положила трубку.
Генри не находил себе места. Он забыл о бумагах, об офисе, о делах и ходил по дорожкам сада, не замечая красоты линий стриженых кустов, не ощущая аромата роз. Все затмила малышка Джинн. Невероятно. Казалось, она никогда не занимала особого места в его сердце.
И снова явились видения: она лежит бездыханная, поруганная... Это станет реальностью, если похитители не получат денег. Они их получат, сказал себе Генри. Чего бы это ему ни стоило.
Серые глаза Генри Мизерби обрели стальной оттенок. А может быть, поехать в полицию? Поднять на ноги Скотланд-Ярд? У него есть связи, у него есть люди... Нет, это исключено, похитители предупредили: чтобы было тихо. Иначе малышке Джинн не поздоровится.
Он лег на траву. Сердце его словно окаменело и больше не тонуло в крови, которая, кажется, покинула его тело навсегда.
Карен набрала номер и плотно прикрыла дверь кабины уличного телефона-автомата.
— Алло? Это Карен. Он согласен. Однако ты слишком взвинтила цену, дорогая. Если он выложит столько, моя подруга станет женой бедняка. — Она усмехнулась.
— Но мне нужно ровно столько.
— Умерь аппетит. Иначе тебе не видать американского рынка. Уж я позабочусь об этом.
— Не пугай меня. У тебя нет на это права.
— Слушай меня внимательно. Я все довожу до конца. Все! Надеюсь, в этом ты не сомневаешься, милочка. Ты хорошо знаешь, как в вашей стране относятся к животным и к их мучителям?
— Но я не мучаю животных.
— Ну да, ты только экспериментируешь в своем замке с разными породами. Да тебя за это твои соотечественники сотрут в порошок. Хочешь проверить?
— Нет-нет-нет, — раздался торопливый голос. — Хорошо, я сбавлю цену.
— Вот так-то лучше. Я хочу, чтобы все мы остались состоятельными людьми. Поняла? Мы играем по одним правилам и отлично понимаем язык друг друга. Ты согласна со мной?
— Да-да.
— Как себя чувствует моя подруга?
— Очень хорошо. Кстати, она мне понравилась.
— Ладно, я тебе позвоню.
Леди Либерти уже была почти готова. Совсем скоро снимут окружающие ее строительные леса и она предстанет перед изумленными англичанами.
О предстоящем событии на Трафальгарской площади, кажется, знали все — и обитатели роскошного Мэйфэйра, неспешно разъезжающие по Лондону в автомобилях с затемненными стеклами, и те, кто спускается в подземку в старинных лифтах, поскольку в первых, давно построенных линиях эскалаторы еще не были предусмотрены. Знали и туристы, раскатывающие по городу в красных двухэтажных автобусах — как можно обойти вниманием такое чудо света, — ведь на классический лондонский кеб, в который можно сесть, не снимая цилиндра, деньги мало у кого находятся...
Майкл Фадден тщательно подгонял холст к холсту, собирая облик своей большой белой женщины. Все шло по плану, все было прекрасно, но похищение незнакомой ему лично девушки, подруги Карен, портило ровное деловое настроение.