— Каких посланцев я к тебе направлял?
— Ты послал ко мне Велвла-портного.
Я смотрю на нее с удивлением, и по моему взгляду она понимает, что я недоумеваю. Она рассказывает мне, что Велвл-портной, который молится в рабочей молельне, в эту субботу молился в нашей синагоге. Когда она вышла из женского отделения, он ждал ее и принялся говорить с ней сердито и обиженно, как он умеет. Он сказал, что она не должна запрещать своему сыну жениться на Бейлке и ехать с ней в Россию. Вот у меня единственная дочь, сказал Велвл, и я отпускаю ее с мужем к большевикам. А если у Бейлки нет приданого, спросил он, то она что, должна засидеться в девках?
— Так вот я спрашиваю тебя, — бросает мне в сердцах мама, — я когда-нибудь говорила, чтобы ты не женился на Бейлке? Он ведь прав, этот Велвл: если Бейлка — бедная девушка, она что, не должна выйти замуж? Скажу тебе правду: я не против бедных девушек, которые заводят романы. Как же еще им выйти замуж, если не через роман? Сватов посылать? А нынешние парни разбивают девушке сердце и бросают ее оплакивать свои годы, как поется в песнях. Так что женись на Бейлке, она мне очень нравится. Она красивая, деликатная и работящая, не какая-нибудь накрашенная кукла. Только зачем вам уезжать и оставлять меня одну?
— Мама, я никогда не просил Велвла говорить с тобой, и Бейлка тоже не просила его об этом. Он хочет, чтобы мы поехали вместе с его детьми, чтобы им было веселее.
— Бейлка будет мне как родная дочь, — говорит довольная мама и переводит дыхание. Камень упал с ее сердца. — Я еще доживу до того, что вы порадуете меня и я буду носить на руках внука. Блюмеле, пусть земля ей будет пухом, находила в письмах своих детей прилипшие к бумаге крошки пряников. У нас было торжество, и мы посылаем тебе угощение, писали ей дети. И моя компаньонша, да упокоится она в мире, бедняжка, бывало плакала от радости. Часто в письмах встречались такие загогулины, что даже знаток всех семидесяти языков не смог бы их прочитать. Это ее невестки давали своим маленьким деткам подержать карандаш и водили их ручками по бумаге, мол, привет бабушке. Ты же понимаешь, каково было на сердце у Блюмеле оттого, что ей не пришлось поцеловать внуков. Так что меня совсем не удивляет ее стремление поехать к детям в Аргентину и ее тяжбы с реб Борехлом, который, напротив, хотел уехать в Эрец-Исраэль. Но я, сын, не хочу ехать в Россию к большевикам. Даже если ты меня озолотишь! Я слышала, что большевики закрыли там все синагоги, кроме того, говорят, что они не впускают стариков. Они принимают только тех, кто может работать. Так не лучше ли, сын, вам остаться здесь, чтобы я дожила увидеть от вас радость? Всевышний может помочь вам и здесь. Всевышний повсюду. И как бы то ни было, здесь ты уйдешь от еврейства не так далеко, как там, — мягко и умоляюще подводит итог мама.
— Бейлка ни за что не выйдет за меня замуж, если я не поеду с ней Россию.
— А? Почему?
— Бейлка говорит, что здесь она всегда будет выбиваться из сил за швейной машиной, а в России ее ждет счастье. Поэтому она ни в коем случае не хочет здесь оставаться.
Мама сидит с опущенной головой. Ее руки бессильно лежат на коленях. Она смотрит на свои натруженные пальцы, потрескавшиеся от мороза и искривленные от труда.
— Так, значит, Велвл-портной прав, — взволнованно говорит она. — Ты не хочешь оставлять меня одну, поэтому не женишься на Бейлке и не едешь вместе с ней. Выходит, что я виновата и из-за меня ты бросишь свою невесту-сироту.
— Она пока еще не невеста.
— Что значит, она не невеста? Ты ведь с ней гулял и вскружил ей голову? Ну, я имею в виду… Ты что, никогда не целовал ее, не гладил?
— Было, — говорю я.
Лицо мамы сияет. Она бросает на меня взгляд, словно удивляется: и когда это ее мальчик стал взрослым мужчиной? Но тут же она снова становится серьезной. Чем ей, с позволения сказать, гордиться? Тем, что ее сын баловства ради дурит девушке голову? Она снимает полушубок, закутывается в шаль и собирается идти за чолнтом.
— Мама, — окликаю я ее, — я должен сказать тебе еще кое-что. Всю свою жизнь ты думала только обо мне. Про себя ты всегда забывала. Пока я был мальчишкой, ты не хотела, чтобы у меня был отчим. Когда я подрос, ты все ждала, что я женюсь. Теперь, когда у нас с Бейлкой ничего не получилось, я не хочу, чтобы ты продолжала ждать. Ты хочешь выйти замуж за реб Меера?
Мама снимает руку с дверной задвижки и замирает спиной ко мне.
— Что это взбрело тебе в голову?
— Реб Меер благородный еврей, и я знаю, что он будет относиться к тебе достойно. Ты выйдешь замуж за реб Меера?
Мама возвращается от двери медленными, нетвердыми шагами, как будто она только что встала с постели после болезни.