Нара взял щеки Наруто в ладони, покрутил лицо, поднял веко, где закатились зрачки, поднёс палец к носу. Слабое дыхание коснулось кожи.
— Жив, — свел брови к переносице Шикамару на требовательный и не скрытый, обеспокоенный взгляд Саске. Он сжал ткань серого плаща Наруто, лишь бы не ударить идиота. Придурок самоуверенный, мозгами обделенный.
Нара повернул голову к окружавшим Изуну братьям. Они разберутся.
Он перевернул Наруто на живот и встал перед ним, вытащил кунай. Теневые техники бесполезны. Огонь совершенно не отбрасывает тени, не излучает света, а купол имеет помимо защитных от бури функций закрытие любого света из-за твердости и монолитности камня. Старший Учиха постарался на славу.
Изуна успела обнажить катану, когда ее лезвие отбросило ослепляющие искры от давления чужого оружия. Две пары шаринганов пересеклись. Пустота словно высасывала из выражения ярости глаз Саске все жизненные силы. Он уворачивается от пинка в голень, острый клинок разрезает воздух поверх его головы. Пару черных прядей лавирует на песок.
Итачи метнул несколько кунаев в сестру. Они ожидаемо отбились, всаженные в мягкий песок. Саске рывком атаковал Изуну, но сколько бы не пытался ответом звучал раздражающий стрёкот молнии. Чересчур быстра даже для него, джонина Конохи. Младший Учиха замечает кивок брата и рубленым ударом наносит сестре потенциальную рану, закончившуюся провалом. Саске заставляет её уворачиваться, с шипением получает несколько незначительных порезов на торсе и обрезанные кончики волос. Песок шуршит под ногами, замедляет и мешает, но задуманный этап выполняет на отлично.
Саске блокирует чужой клинок, алые блики на его глазах задорно сверкают, губы скалятся в усмешке. Он отскакивает с зоны поражения, неуловимо морщится, прижимает ладонь к шее. Короткая смазанная царапина, но достаточно глубокая, чтобы из неё текли красные ручейки. Опасно.
Итачи натягивает сеть стальной лески, привязанной к рукояти кунаев. Острые, как лезвия сюрикенов, нити пронзительно свистят, выскальзывают из глубины песка и липкой паутиной окружают сестру. Он тянет и леска больно впивается в её кожу, сковывает, заставляет выронить катану. Одежда намокает, пачкается багровым, в густом, спёртом и накаленном от огня воздухе повышается уровень металлического запаха. Не мешкая, в ладони Саске поют тысячи устрашающих, сверкающих птиц. Из ладони, казалось, пытаются вырваться десятки разрядов молнии.
Он отталкивается, немного теряя в скорости, но точно мелькнувшей тенью материализуется перед сестрой и, хладнокровно глядя в безучастный Мангёко родного человека снизу вверх, вскидывает ладонь к её груди.
Саске задевает кончик плаща, как Изуна без единого хлопка телепортируется из опавших нитей за спину брата, ближе к вздрогнувшему Шикамару.
Нара за чертову миллисекунду до активации техники ничего не успевает, разве что прикрыть глаза от слепящего света. Огненный шар многим меньше, чем оригинальный, но достаточный, чтобы впитать остаток кислорода и оставить уродливые ожоги на жертве.
Итачи ударяет сестру стопой в рёбра, намерено откидывает к ревущему пламени. Чёрный огонь ожидаемо схлопывается, стоит ей удариться спиной о каменный купол.
Саске успевает лишь загородить друзей собой, за что платит невыносимой болью в каждом кончике тела, словно все нервы, мышцы, даже кости плавятся, превращаясь в бесформенную жидкость.
Пространство оглушает нечеловеческий вопль, проникающий и едва сменяющейся задушенным стоном. Потерявший от болевого шока сознание Саске сваливается прямо в подставившего руки, ошалело распахнувшего рот Шикамару. Нара поджимает губы, осторожно кладёт его рядом с Узумаки.
Итачи хлопком по песку отменяет действие купола и бежит к пострадавшему младшему брату, замечая краем глаза как сестра медленно, неспешно поднимается на ноги, следует за своей брошенной катаной. Старший Учиха с предельной осторожностью берет Саске за плечи, его обычно спокойное выражение искажается, взгляд метается от обожженного лица, подкопчённой одежды, чёрной кожи с подпалённым мясом, до уродливых волдырей на дальних участках тела.
— Я позабочусь, — кашляя в кулак от противного привкуса на языке, пульсирующий лёгких и странного чувства в горле, уверяет Шикамару.