— Ты рассказывала мне о своих каникулах. Что же такого ты сделала, чтобы обидеть Анри?
— Ах да! — В голосе ее не осталось и следа оживления. — Так вот, я послала ему первую открытку. Рассказывала о своих занятиях и написала злосчастную фразу: «Я совершаю длительные прогулки по здешним местам, которые, говорят, похожи на меня». Разумеется, он тут же подумал, что у меня любовник.
— Я не понимаю...
— Говорят, — нетерпеливо сказала она. — Говорят — это подозрительно. Кто сравнивает обычно женщину с пейзажем, кто, как не ее любовник. Мало того, я послала ему в Венецию еще одну открытку с изображением парка Бельзонс с бассейном посредине.
— И что?
— Ты сама мне говорила, что фонтаны, водоемы, бассейны — это психоаналитический символ. Анри понял, что я бросаю ему в лицо: у меня любовник! Он должен был знать, что туда приезжал Луи Воланж: ты не заметила за ужином после генеральной репетиции, как он испепелял меня взглядом, когда я разговаривала с Воланжем? Это ясно, как дважды два четыре. Отсюда все и пошло.
— Ты написала ему об этом в своем письме?
— Да. Теперь ему все известно.
— Он тебе ответил?
— Зачем? Он придет, он прекрасно знает, что я его жду.
Я хранила молчание. В глубине души Поль знала, что Анри не придет: вот почему она умоляла меня остаться; в какой-то момент ей придется признаться, что он не пришел, и тогда она рухнет. Единственная моя надежда была на то, что Анри понял: она сходит с ума{114}, и зайдет навестить ее из жалости. А пока я не находила, что сказать; Поль так пристально смотрела на дверь, что мне стало не по себе; запах роз казался мне похоронным.
— Ты по-прежнему работаешь? — спросила я.
— Да.
— Ты обещала мне что-нибудь показать, — сказала я, словно в озарении. — А потом так ничего и не показала.
— Тебе действительно это интересно?
— Разумеется.
Поль подошла к письменному столу, достала пачку голубых листков, исписанных круглым почерком, и положила их мне на колени; она всегда делала орфографические ошибки, но никогда в таком большом количестве; я пробежала один листок, это помогало мне сохранять самообладание, но Поль упорно смотрела на дверь.
— Я плохо разбираю твой почерк, — сказала я. — Тебя не затруднит прочитать вслух?
— Как хочешь, — ответила Поль.
Я закурила сигарету. Пока она читала, я, по крайней мере, слышала ее голос. Многого я не ожидала и все-таки была удивлена: это было удручающе. Посреди какой-то фразы внизу раздался звонок. Поль поднялась. «Вот видишь!» — торжествующим тоном сказала она и нажала на кнопку, с помощью которой открывалась дверь. Она осталась стоять с выражением восторга на лице.
— Письмо.
— Спасибо.
Мужчина закрыл дверь, и она протянула мне голубой листок:
— Разверни. Прочитай его мне.
Она села на диван; ее щеки и губы стали фиолетовыми.
«Поль. Не было никакого недоразумения. Мы станем друзьями, когда ты согласишься с тем, что наша любовь умерла. А пока не пиши мне больше. До лучших времен».
Поль рухнула во весь свой рост с такой силой, что на камине облетели лепестки с розы.
— Я не понимаю, — стонала она. — Я больше ничего не понимаю.
Она рыдала, спрятав лицо в подушки, а я бросала слова, лишенные всякого смысла, лишь бы слышать звук своего голоса: «Ты вылечишься, надо вылечиться. Любовь — это далеко не все...», прекрасно сознавая, что на ее месте я ни за что не захотела бы вылечиться и похоронить мою любовь собственными руками.
Я только что вернулась из Сен-Мартен, где провела уик-энд, когда пришло ее письмо по пневматической почте: «Ужин состоится завтра в восемь часов». Я сняла телефонную трубку. Голос Поль показался мне ледяным.
— Ах, это ты? В чем дело?
— Я только хотела сказать тебе, что насчет завтрашнего вечера мы договорились.
— Разумеется, договорились, — ответила она и повесила трубку.
Я готовилась к тяжелому вечеру, и тем не менее, когда Поль открыла мне дверь, поразилась; никогда я не видела ее лица без макияжа; на ней была старая юбка, старый серый свитер, волосы она зачесала назад некрасивым шиньоном; на раздвинутом от одной стены комнаты до другой столе стояли двенадцать тарелок и столько же рюмок. Протянув мне руку, она криво усмехнулась:
— Ты явилась принести мне соболезнования или поздравления?
— По какому поводу?
— По поводу моего разрыва с любовником.
Я ничего не ответила, и она спросила, показав через мое плечо на пустой коридор:
— Где они?
— Кто?
— Остальные?
— Какие остальные?