— О! Не стройте такую кислую физиономию! — сказал Льюис, выходя из ванной комнаты.
Он думал, что я сержусь из-за приглашения Марри, я не разуверяла его; невозможно было выдавить из себя ни слова. За время поездки в такси мы не произнесли ни слова.
В ресторане Сентрал-парка было прохладно. По крайней мере зелень, камчатные скатерти, ведерки, полные льда, обнаженные плечи женщин создавали ощущение прохлады. Я выпила одну за другой две порции мартини и благодаря этому, когда появился Марри, смогла пристойно произнести несколько фраз. В ту пору, когда мне нравились знакомства без будущего, я наверняка была бы рада встрече с Марри. У него все было круглое — голова, лицо, тело, и, возможно, поэтому за него хотелось ухватиться, как за спасательный круг; а какой приятный был у него голос! Услыхав его, я поняла, как сухо звучал теперь голос Льюиса. Марри говорил со мной о книгах Робера, о книгах Анри, казалось, он был в курсе всего, с ним легко было беседовать. А в голове моей, подобно ударам молота, по-прежнему звучали слова: «Вы предпочитаете приехать в Нью-Йорк, вы предпочитаете Нью-Йорк». Однако этот кошмар продолжался без меня, а я тем временем ела салат из креветок и пила белое вино. Марри спросил, что думают французы о предложениях Маршалла{116}, и стал обсуждать с Льюисом возможное поведение СССР: он считал, что Советский Союз пошлет Маршалла к черту и будет, безусловно, прав. Похоже, в политике он разбирался лучше Льюиса, да и голова у него работала лучше, и образование было солиднее; Льюис страшно обрадовался, услышав свои собственные суждения из уст человека, так хорошо умевшего их отстаивать. Да, во многих отношениях Марри мог дать ему гораздо больше, чем я. И я понимала, что Льюису хочется сделать его своим другом; я даже могла понять, почему он хочет провести с ним целый месяц. Но это не объясняло мне той лжи в Мехико, это не объясняло главного.
— Могу я вас куда-нибудь подвезти? — спросил Марри, направляясь на стоянку автомобилей.
— Нет, мне хочется пройтись, — поспешила ответить я.
— Если вы любите ходить, вы непременно должны приехать в Рокпорт, — с улыбкой сказал Марри. — Места для прогулок у нас восхитительные. Я уверен, что вам там понравится. И мне доставит огромное удовольствие, если вы оба приедете!
— Это было бы чудесно! — с жаром сказала я.
— Начиная со следующего понедельника вы можете приехать в любое время, — ответил Марри. — Даже предупреждать не стоит.
Он сел в свою машину, а мы пошли пешком через парк.
— Думаю, Марри хотелось провести вечер с нами, — с некоторым упреком сказал Льюис.
— Возможно, — ответила я. — А мне — нет.
— Однако вы, похоже, нашли с ним общий язык? — заметил Льюис.
— Я нахожу его очень симпатичным, — ответила я. — Но мне надо кое-что сказать вам.
Льюис нахмурился:
— Должно быть, это не так уж важно!
— Напротив. — Я показала на плоский камень посреди лужайки: — Присядем. В траве бегали серые белки; вдали сияли огромные билдинги. Я начала бесстрастным тоном:
— Только что, когда вы пошли принимать душ, вы оставили на столе письма. — Я старалась поймать взгляд Льюиса. — Ваши издатели вовсе не требовали от вас, чтобы вы приехали в Нью-Йорк именно сейчас. Вы сами предложили им это. Почему вы сказали мне обратное?
— А-а! Вы читаете мои письма у меня за спиной! — рассердился Льюис.
— Почему бы и нет? Зато вы мне лжете.
— Я вам лгу, а вы роетесь в моих бумагах: мы квиты, — неприязненно сказал Льюис.
Внезапно силы оставили меня, я с изумлением смотрела на него; это был он, и это была я: как же мы дошли до такого?
— Льюис, я ничего больше не понимаю. Вы меня любите, я вас люблю. Что с нами происходит? — в растерянности спросила я.
— Решительно ничего, — отвечал Льюис.
— Не понимаю! — повторила я. — Объясните мне. Мы были так счастливы в Мехико. Почему вы решили поехать в Нью-Йорк? Вы прекрасно знали, что мы почти не сможем видеться.
— Все время индейцы, развалины, мне это начинало надоедать, — пожав плечами, сказал Льюис. — Мне захотелось переменить обстановку, не вижу в этом ничего трагического.
Это был не ответ, но я решила временно удовольствоваться им.
— Почему вы мне не сказали, что вам наскучила Мексика? К чему такие ухищрения? — спросила я.
— Вы не позволили бы мне приехать сюда, вы заставили бы меня остаться там, — ответил Льюис.