Вскоре он понимает, хоть это и абсурдно, что в воздухе повисло неловкое молчание.
Евгений Петрович украдкой бросает взгляды на манекен. Тот, широко улыбаясь, смотрит прямо перед собой — чистым невинным взглядом, исполненным доверчивости, даже благодарности. Евгению Петровичу кажется, что манекен боковым зрением тоже подсматривает за ним.
Наконец, Евгений Петрович говорит:
— Тяжелый день.
Он нервно хмыкает и смотрит на попутчицу. Ее улыбка вдохновляет его на продолжение беседы.
— У меня в школе дети. Я учитель. В начальных классах. Сорванцы такие. Бегают, кричат. Но старательные, да. Меня слушаются.
Манекен молчит и улыбается.
— Дорога дальняя. Приходится домой ехать через такую-то глушь. И темнеет рано. В четыре часа уже хоть глаз выколи. А дорога как назло виляет туда-сюда. На каждом повороте боишься с кем-нибудь столкнуться…
Евгений Петрович выглядит глупо. Но чем больше он говорит, тем сильнее втягивается в собственную игру. Он очень одинокий человек. Разве у одинокого мужчины — уже в возрасте, учителя младших классов, — может быть много друзей? Евгению Петровичу хочется кому-нибудь выговориться. Ответных реплик он не ждет.
Он всю дорогу глупо хихикает. Его взгляд то и дело останавливается на красном платье манекена. Оно туго обтягивает пластик. В интимном полумраке пластик кажется гладкой молодой кожей. Декольте достаточно скромное, но обнажает тень меж двух небольших холмов.
— Вы, наверно, одиноки, как и я? — спрашивает Евгений Петрович, и в его вопросе звучат надежда и просьба.
В глазах манекена, в его улыбке он читает положительный ответ и на то, и на другое. Бредовость происходящего всё менее беспокоит Евгения Петровича. Ему кажется, что эта встреча судьбоносна.
Он приносит манекен к себе домой, в стылую старую однушку, в которой так и разит стерильным одиночеством. Но в этот вечер здесь становится особенно неуютно. Посторонний наблюдатель, роль которого исполняем мы с вами, чувствует себя неловко. В самом деле, мы не каждый день лицезрим зрелого мужчину, уважаемого педагога, за столь странным занятием.
Евгений Петрович тем временем зажигает в комнате настольную лампу и абажур возле зеркала. Мягкий желтый свет придает зловещей комнате некое сладострастное тепло. Даже тени в углах потеплели, прижавшись к стенке с книгами, дивану-кровати, столику и старому креслу.
Евгений Петрович укладывает спутницу на диван, включает магнитофон, из которого тотчас звучит что-то мягкое, мелодичное, и тихим голосом воркует:
— Я сейчас вернусь.
Он идет на кухню, где достает из скромных запасов бутылку красного вина — для особого случая.
Он возвращается с двумя бокалами и бутылкой. Ловко орудует штопором, наливает красный напиток и кладет один бокал на столик рядом с диваном.
Манекен сопровождает все действия Евгения Петровича поощрительной улыбкой. Евгений Петрович потихоньку убеждается, что всё так и должно быть.
Он смотрит на манекен взглядом почти влюбленным. Его свободная рука нервно подрагивает. Он хочет прикоснуться к манекену.
— Знаешь, я рад, что мы встретились, — говорит Евгений Петрович и с заискивающим, извиняющимся взглядом кладет потную ладонь на колено пластмассовой незнакомки.
Ее холод ударяет его током. В мягком полумраке комнаты глаза манекена издевательски сверкнули. Улыбка кажется язвительной.
В один миг Евгений Петрович пробуждается от злого наваждения. Он понимает, что всё вокруг неправильно. Его губы дрожат от смущения, неловкости, стыда — и гнева.
Пытаясь сохранить достоинство в этой нелепой ситуации, Евгений Петрович молча встает. Он, не глядя на омерзительный манекен, разворачивается и идет на кухню. Оттуда возвращается с большим ножом для разделки мяса.
Манекен, всё это время не произведший ни единого движения, встречает Евгения Петровича ехидным взглядом.