Когда Нурали увидел, что из машины вышел Пеилжан, он отнесся к нему, как к человеку чужому, не было чувства омерзения, обиды, зла. Все это время, после разрыва с Орик, он вспоминал только ее, забыв о своем братце. В последние же дни работы некогда было думать и об Орик. А ведь какие муки он испытывал совсем недавно! Да, теперь у него нет больше брата, с которым когда-то вместе резвились мальчишками, как стригунки-однолетки. Человек, что идет сейчаого самолюбия — совершенно уничтожает обидчика в глазах потерпевс навстречу, вовсе не его брат. Как же, оказывается, бывает велико чувство оскорбленншего. Нурали не подошел к Пеилжану даже поздороваться и, как положено, справиться о здоровье. Жаркын, свидетель событий, разыгравшихся между Пеилжаном и Нурали, заметил это. Он подумал: «Вот как бывает, братьев, даже выросших вместе, судьба разводит в разные стороны, как бита разбивает надвое плотный строй асыков».
День прошел в хлопотах. Вергинский и Камбаров ознакомились с отчетами по экспедиции, объехали границы будущего моря.
Утром Амирбек с Пеилжаном собрались на озеро, в надежде поохотиться на уток. Нурали, который в присутствии Пеилжана со вчерашнего дня еще не проронил ни слова, сказал, обращаясь к Амирбеку:
— Одно названье, что озеро. Это старица реки, она давно почти заросла камышами. Там и дичь-то не водится. Только ночует пара лебедей, не подстрелите их ненароком.
— Мы что, не знаем, что лебедь — птица особая и стрелять в нее не положено?! — вклинился в разговор Пеилжан.
Нурали промолчал. «Уж кто кто, а я-то знаю, что для тебя положено и что не положено», — подумал он про себя. Амирбек не знал о случившемся между братьями, но понял, что родственники не в ладах.
— В лебедей стрелять, конечно, не собираемся.
Нурали ответил:
— Не все так понимают. Некоторые ради минутного удовольствия готовы пойти на все.
Пеилжан понял, о ком эти слова. И без того бледное его лицо стало пепельно-серым от злости.
Любители охоты уехали. Вергинский ушел в палатку, отведенную под контору. Жаркын и Нурали остались наедине.
— Я рад видеть тебя, старина, в добром здравии, — ободряюще сказал другу Жаркын.
Нурали в ответ улыбнулся, не скрывая горечи:
— Я убедился, что ни один из них, ни Орик, ни Пеилжан, не стоят того, чтобы о них долго страдать. Это в какой-то мере помогло обрести равновесие. Непонятно только одно…
— Что же?
— Как эта связь, эта любовь, купленная ценою подлости, может приносить радость?
— Ты же сам говорил, что Орик называет свое увлечение несчастьем?!
— Называть-то называет. Но ведь они же довольны друг другом!
— Э-э, пустое. Помяни мое слово: такая, как Орик, ради собственного благополучия еще не раз наставит рога этому самому Пеилжану.
— Все-то ты знаешь наперед, дорогой мой дружище, — засмеялся Нурали невесело.
— Поверь, кто ступил на путь подлости, не сразу свернет с него. Трудно предать лишь первый раз, а потом — пошло-поехало. Тут надо хоть что-нибудь иметь святое за душой, чтобы остановиться.
— Да неужели же у Орик ничего за душой святого? Неужели она потеряла веру в чистоту и преданность?!
— Успокойся, не кипятись, прошу тебя!
— Как бы я хотел еще верить в нее! Ведь тот, кто утратил чувство чести и стыда, — несчастный на всю жизнь.
Жаркын снова удивился, что Нурали забыл о нанесенном оскорблении.
Оба направились к Вергинскому. Когда вошли в контору, академик из груды чертежей доставал какой-то один, нужный ему сейчас. Он интересовался последним проектом, по которому выходило, что бассейн водоема требуется углублять против прежнего еще на метр. Академик обратился к вошедшим инженерам:
— Сколько грунта необходимо взять дополнительно? Сколько на это уйдет средств и времени?
— Думаю, углублять бассейн нет надобности, — отвечал Нурали, всматриваясь в чертежи. — И по прежнему проекту Волчий холм остается незатопленным.
— Меня заботит не только Волчий холм, — в раздумье продолжал Вергинский. Он взял в руки другой чертеж, — Вот здесь, на восточном берегу моря, много лет ведет изыскания археолог Кунтуар Кудайбергенов…
— Знаю, это около Кайрактов, — сказал Нурали. Так вот… Кудайбергенов возлагает большие надежды на кайрактинские раскопки. Он надеется — ни больше ни меньше — открыть миру неизвестную доселе эпоху, предшествующую сакской. По его планам, работы здесь еще на два-три года. И если согласиться с вашей точкой зрения, то с плотиной можно управиться где-то к маю следующего года. Таким образом, уже летом вода зальет окрестности Кайракты. Если же углубить бассейн на метр-полтора, мы дадим возможность археологам завершить раскопки. Кудайбергенову удастся проверить свои предположения.