До этого времени слово «семья» было для него пустым звуком. Все держалось на плечах родителей. Семью обеспечивал Ергазы. И Жаннат никогда не обращалась к мужу с просьбами, вроде: «Нет того-то, достал бы…» Только сейчас Арман осознал, что эти годы был мотыльком, греющим крылышки у чужого огня.
Теперь, когда несчастье заставило его вспомнить о семье, он растерялся: что же надо делать? Припоминал ситуации, вычитанные когда-то из книг или увиденные в кино… Надо, конечно, работать. Но где работать? Что он сможет делать? И что хочет делать? Человеку, не привыкшему ни к каким обязанностям, труд везде был в тягость. Какие-то навыки и умения, хоть небольшое упорство в преодолении первых трудностей — ничего этого не было у Армана. Он поступал на службу в одно, другое, третье учреждение… Но подолгу нигде не задерживался. Уходил «по собственному желанию». Как-то вспомнил, что перед самой смертью матери временно работал на заводе. Вот и отправился туда снова.
Встретил Армана мастер цеха — Ахметкали. Внимательно выслушал. Узнав о его горе, сочувственно сказал:
— Да-а, со смертью, брат, ничего не попишешь. Она и приходит, когда не ждешь, и уносит, кого захочет. И вот какая штука порой получается: чем лучше человек, тем быстрее умирает. И хоть разбейся: плачь, горюй, причитай — ничего не поможет. Так что парень ты взрослый, носа не вешай. А работу найдем, — добавил мастер, вытирая руки фартуком из холста. — Только вот какую? Ты же белоручка. Сегодня тебя примешь, а завтра ты напьешься…
— Я давно покончил с этим…
— Ладно, парень, бери себя в руки. Иди, приступай к делу.
Арман старался. Он был сосредоточен, замкнут и молчалив. В первый день до обеда подтаскивал мрамор к режущему станку. Перерыв просидел в тени, под навесом. «Идем в столовую!» — крикнули ему ребята из бригады. Не пошел. После перерыва начал рубить камень, но дело не спорилось. Он работал с остервенением, почти бессознательно, хотел забыться, избавиться хоть на время от образа матери, все время стоявшего перед ним.
Безуспешно.
И так дней десять.
Ахметкали почти не разговаривал с Арманом. Только подойдет, посмотрит, как тот словно беснуется над куском серого мрамора, и отойдет снова. Что задумал Арман высечь из этого огромного камня в человеческий рост? Сначала мастер не понимал и хотел было сказать: «Чего дурью маешься, занимайся делом». Потом вспомнил, что за парень Арман, вспомнил его состояние и опять промолчал, не бросил упрека: почему, мол, не занимаешься плановой работой?!
Первое время Ахметкали казалось, что его новый рабочий просто впустую проводит дни. Молча, бессмысленно приставляет к камню каленую сталь лезвия долота и без устали бьет по его рукоятке молотком. Но с тех пор как на поверхности серого мрамора стало вырисовываться изображение человеческого лица, мастер заметил — Арман и вовсе стал работать как одержимый, по десять — двенадцать часов в сутки, а не по семь, как положено. И ночевал на заводе. Дня ему мало! Свою каморку в цехе теперь не оставлял открытой, навесил на двери замок…
Если раньше к Арману заходил Ахметкали, теперь и его нет. Приболел старина. Ребята по бригаде, в общем-то, уже знали, что работает он над скульптурой человека, и не лезли с лишними расспросами.
Дней через десять Ахметкали выздоровел. Придя на работу, первым делом заглянул к Арману. Он был поражен, увидев, как тот хлопочет над скульптурой женщины.
— Бог мой, — осторожно ощупывая мрамор, говорил Ахметкали. — И не похоже, и похоже на покойную Акгуль. Горе ее похоже.
— Я хотел показать, в каких муках она умирала и как была беззащитна… — отозвался на слова мастера Арман.
— Ты извини, браток, но мне до сих пор так и непонятно, что же привело ее к скоропостижной смерти?
— Мать не выдержала гибели у нее на глазах своего единственного сына…
— Вот уж сказал… И вовсе не понять. Единственный-то у нее был ты. Ты… живой. Как же это?
Арман почти выкрикнул с горестным вздохом:
— Да лучше бы мне умереть, чем жить!
Мастер не стал больше ни о чем расспрашивать. Сокрушенно качая головой, отошел.
Возвратившись из отпуска, директор завода Касымов распорядился — изготовить из серого мрамора, который он лично привез из Киргизии, памятник одному усопшему видному научному деятелю. Заказ был срочный и требовал немедленного исполнения. Ахметкали, получив указание, задумался. Потом отправился к директору, заговорил напрямик: