Работы в Узеке, несмотря на жару, шли своим чередом. Скважина, которую начал бурить Халелбек, уже перешла тысячный рубеж. Долота на буровых Ораза Аширова и Валентина Шилова приближались к отметке восемьсот тридцать метров. Через несколько сотен метров, а на скважине Халелбека и раньше — через десятки! — снаряды должны пробиться к нефтеносному пласту. На новой структурной карте, над которой работал Жалел, сравнивая ее с той, что составил Салимгирей (он определял первые точки под узекские буровые), это четко просматривалось.
Скрипнула дверь. Жалел поднял голову.
— Салам алейкум, — поздоровался он с Тлеповым.
— Алейкум ассалам, — устало ответил тот, садясь на стул. Лицо худое, черное от солнца и тревоги, но одет как обычно: свежая сорочка, модный галстук — шнурком, светло-серый костюм. Даже складка на брюках такая острая, что, того и гляди, порежешься… Жалел, который ходил в чем попало, с завистью посмотрел на Жандоса: как он ухитряется, живя в пропыленной палатке, выглядеть щеголем? Будто обитает в доме со всеми удобствами и дом тот стоит не посреди пустыни, а на сверкающей улице южного курорта, среди кипарисов и пальм.
— На совещание в Форт? — спросил Жалел.
— Нет, с совещания… С нашими аксакалами толковал… Пересыхают колодцы. Все дальше и дальше гоняем машины.
— И что аксакалы?
— В Уш-Хан советуют съездить.
— Дело. Отец рассказывал: вода прямо нарзан!
— Отец ваш и подсказал. Уш-Хан… Три хана. Странное название.
— Говорят, что из-за этих родников когда-то насмерть сражались. Враги захватили воду, крепость поставили. Тогда три рода объединились и ударили… Страшная была резня. Отбили воду. Отсюда и название…
— Вон оно как… Уж не такой ли жаркий год и тогда был?
— Не знаю, — нахмурился Жалел. — В обычный-то год здесь от воды все зависит. А в нынешнем… Я вчера ради интереса пытался в земле трещину измерить — и дна не достал…
— Да… Пекло. Если вода в Уш-Хане есть и дорога подходящая — пошлем туда водовозки.
Уже почти месяц Узек жил на жестком водяном пайке. Каждое утро начиналось с лихорадки: обернутся рейсовые машины с водой или придется останавливать бурение? Пока все обходилось… Иной раз Жалел и сам не понимал, как можно работать в таких условиях. Бывали дни, когда воды не хватало, чтобы замесить хлеб, и узекцы жили на сухарях, но станки продолжали крутиться день и ночь.
— А гидрогеологи? Слышно о них что-нибудь? — напомнил Жалел.
Тлепов сухо усмехнулся:
— Радиограмму получил из треста. Едет… Девушка!
— Нашли кого прислать, — усмехнулся Жалел. — Ладно, хоть воды немного прибавится: наплачется здесь…
— С девчатами тоже проблема, — вздохнул Жандос. — Видел, что вечерами на пятачке у палаток делается? Ребята друг с другом танцуют. Не приедут девушки — не приживется народ.
— О чем разговор? Комсорг прав: надо письмо составить. Так и так… Ударная стройка… Джигиты пропадают… Девушки! Откликнитесь на зов…
— Ну, а дальше что? — Тлепов не мигая смотрел на Жалела.
— Понятно что… Свадьбы. Дети…
— Не о том, — поморщился Жандос. — Где молодожены жить будут? В палатках на пятнадцать человек?
— Первый дом отдать семейным…
— А кадровые рабочие, на которых разведка держится? Их куда?
— Ну, как-нибудь устроится…
— Как-нибудь… Вот и Алексеенко — комсорг наш — так считает. Составили с ним бумагу. Своим землякам отправил.
— Землякам? — удивился Жалел. — Почему именно им?
— А кому же? Девчата из родных мест хоть поймут меня… Бить не станут. — Тлепов невесело покачал головой: — Поехал. К вечеру постараюсь вернуться. Командуй тут без меня. Хорошо?
Жалел посмотрел ему вслед. Тлепов шел подчеркнуто прямо, высоко держа голову, и ясно было, что его ничто не согнет: ни жаркое лето, ни безводье… Основательно, прочно стоял он на земле. «Как брат», — подумалось Жалелу.
Жандос Тлепов родился далеко от Мангышлака — на шелковистых берегах Жайыка. Когда его спрашивали, почему он расстался с благодатными местами, Жандос отвечал коротко: «По любви!»