Левр молчал. Достаточным несчастьем было то, что простая поездка за Велду обернулась приключениями, которые отнюдь не воодушевляли. Быть замешанным в чём-то, близком к измене воле Правителя, было бы куда хуже. Или умереть от рук этого хладнокровного, похожего на ожившую ледяную скульптуру воина, который, кажется, даже не моргал.
Возможно, Туригутта Чернобурка была права. Ему следовало прогнуться. Ему нужно было послушаться голоса разума. Он обязан был… но Левр не мог себя заставить. Оттьяр, словно прочитав его колебания, вздохнул.
— Школа вас только портит. — Он наклонился над столом, взял перо и окунул его в чернильницу. — Всегда знал, что фанатизм погубит это долбаное королевство после Смуты. Почему не позволить вещам идти своим чередом? Я пятнадцать лет служил в разведке и видел, чем такое заканчивается… Тебе есть хоть двадцать лет?
— Двадцать два…
— Двадцать два! Ничего не видел в жизни. И это дитя они окунают в дерьмо по имени «Туригутта».
Строчки ложились ровно. Левр не мог ни слова разобрать — у Оттьяра был размашистый почерк, с длинными завитками на полстроки, вычурными титлами над конечными слогами.
— Жаль, мальчик, — наконец высказался Оттьяр, поднимая голову, — тебе бы жить да жить. Дормити, зови шефа! Пусть забирает его.
Ноги у Левра, когда его волокли наружу, заплетались.
«Я скажу им у виселицы, — лихорадочно соображал он, — скажу: „Добрые жители Эбии! Мастер-лорд бесчестно обманывает нашего князя…“ Нет, это глупо, им что от того обмана? Я лучше скажу, что он обманывает их. А дадут ли мне сказать хоть слово? Интересно, вешают здесь с мешком на голове или нет?» Все планы рассыпались в прах, когда Левр понял, что ведут его отнюдь не на городскую площадь.
Эбия заканчивалась у возвышенности, с которой открывался вид на речушку — не самую широкую, но всё же реку. Мост-плотина, ведущий на противоположную сторону, оброс с обеих сторон новыми мельницами. Вращались с характерным плеском водяные колёса. Пахнуло речной свежестью и мокрым песком.
Высокая ива по ту сторону реки раскачивала ветвями. Не сразу понял юноша, что среди них грузно болтаются два висельника. Третья петля оставалась свободной.
В это же мгновение Левр хотел повернуться к дозорному и выпалить: «Я передумал». Ноги у него позорно ослабли. В горле засвербело. Это было куда как страшнее любого турнира или даже разбойников на дороге. Почти так же страшно, как лицо Туригутты в кузнице, когда она нависала над ним, прямая, жёсткая, без тени улыбки или шутки, сосредоточенная на том, чтобы его убить.
Что было ещё страшнее, из-за ивы, как будто мало было болтавшихся трупов, показались трое мужчин. В предрассветных сумерках уже можно было различить, что один из них держит в руках обнажённый меч, и вооружены арбалетами были двое других.
Левр чуть замедлил шаг.
— Ты, твою мать, самый шустрый дозорный из всех, Дормити, — издевательски прошепелявил один из арбалетчиков, — а я надеялся до рассвета оказаться в постели с женой. Завтра, вернее, уже сегодня, мы жнём пшеницу. Я не спал нормально долбаную неделю.
— Вздёрнешь сопляка — отоспишься. Шагай, парень!
— За что его?
— Да кузницу грабил. С подружкой.
— Ого. Самое интересное всегда без нас? — Тот, что был вооружён мечом, громко заржал, брызгая слюной.
Левр смотрел мимо них. Отсчитывал удары сердца. Голубые прохладные сумерки поднимали лёгкий туман от воды. Журчала вода в колёсах мельницы. Если бы он прыгнул туда, были бы у него шансы? Нет, скорее всего. Почти наверняка, нет. Воевода Чернобурка наверняка изобрела бы хитрый способ побега. И точно смогла бы обуздать и нрав водяной мельницы.
Он же замедлил шаг и упёрся ногами в землю, подходя к иве. Никогда раньше он не участвовал в бою. Драке. Потасовке.
— …и узлы всегда выходили криво…
— Когда это ты вешал? Я вот, помнится….
…они не ждали. Левр чувствовал, что всё, чего ждут от него, — вялое сопротивление, может быть, некоторое упрямство, но никак не атака. И нужно было заставить себя. Как? Ударить первого сзади? Накинуться на одного, чтобы скрутили другие? Попробовать отнять оружие — но он плохо стрелял, да и замахнуться мечом, если бы и отнял, вряд ли смог бы.
Теория, скудный опыт, рассказы — всё вдруг потеряло своё значение. Никто и никогда не учил его, что делать в подобных ситуациях. Нужно было рискнуть. Немедленно. Сейчас же.
Схватившись за шедшего перед собой Дормити, как за щит, Левр толкнул его в мужчину с арбалетом — оба покатились с берега вниз в воду. На узкой плотине у юноши было преимущество, и поднявший меч дозорный отправился вниз с первой же подсечки — к водяному колесу, в противоположную от приятелей сторону.
Второй арбалетчик не выстрелил Левру вслед, когда тот удирал по плотине назад — каким-то образом догадавшись петлять. Судя по плеску, дозорный отправился помогать своим друзьям. Перебежав через плотину, Левр споткнулся, почти упал, ободрав ладони о землю.
— Далеко не убежишь, трусливый ты говнюк! — донеслось ему вслед.
Но погони Левр не слышал. Он надеялся, что оставшийся на суше дозорный кинется помогать товарищам. Он надеялся, что они плевать хотели на пленника мастер-лорда. Он надеялся, что хлещущие по лицу ветки не выколют ему глаза.
Левр остановился, только когда в глазах у него потемнело, а грудь сдавило. Кружились мушками вокруг лица лица из прошлого: мастер Мархильт, что-то вещающий о потере самоконтроля, Ирбильд, напоминающий правильно дышать — болван, возможность дышать уже бесценна, — Косса, что-то выкрикивающий о том, что важно держать удар…
Всё вспоминалось разом, движение турнирного копья в руках у всадника напротив, нежный голос леди Снежаны, которая встретилась ему в садах Школы, библиотека, завораживающая своими расписными сводами, сухим ароматом древности, царившей в ней благоговейной тишиной…
Левр очнулся от того, что солнце светило ему в глаза. Он лишь приподнял голову — и мгновенно всё тело до пальцев ног прострелило ужаснейшей болью, словно все его синяки, ушибы, кажется, даже пара сломанных ребер вдруг решили напомнить о себе.
— О Господь, будь милостив, — булькнул он слабо, поразившись жуткому хрипу в голосе.
Над ним нависали ветви клёнов и лип. Кое-где, как седина в бороде умудрённого воина, просматривались жёлтые листья — напоминание о грядущей осени. Чирикали птицы. Где-то неритмично, лениво стучал дятел. Левр смотрел в небо над собой, виднеющееся сквозь кроны деревьев.
Короткий шум из ближайшего кустарника заставил его подпрыгнуть на месте против воли.
— О-о, райские кущи и адское дно, вот ведь, о! — просились какие-то менее пристойные слова, но Левр редко ругался. Нужные слова до языка почему-то не дошли, так и осели в горле вместе с сухим кашлем. Он снова был на ногах, прихрамывая, оглянулся. Тишина. Тёплый, солнечный полдень. Если бы его настигли дозорные, он был бы уже мёртв. А может, ночь в бесчувствии в каких-то кустах тем и закончится, только он умрёт от воспаления лёгких.
Печальный исход, что ни говори. Лет в пятнадцать Левр воображал свою смерть изысканной и, конечно, героической, может, по-своему красивой: он, неизменно впереди строя всадников, спасал королевство от смертельной опасности, следовала печальная, величественно-медленная битва, а в конце концов он погибал на руках у Прекрасной Дамы.
Можно было задаться вопросом о том, почему вообще Прекрасная Дама оказалась посреди поля брани, но Левр не любил рушить сюжет ради деталей. В хорошие дни мечта оставляла его в живых, а Прекрасная Дама сидела у его ложа в обществе госпитальеров, раскаявшаяся после какого-то проступка — со степенью его тяжести Левр не определился, — и застенчиво, но одновременно многообещающе сжимала его руку.
«В реальности мне, едва живому, до черепа лицо обглодают еноты или иная лесная живность». В кустах вновь раздался шорох. Левр вытянулся в струну и затаил дыхание. Шум приближался. Юноша сглотнул.