— Если я правильно поняла, ты и Оттьяр не закадычные друзья? И если я сейчас сбегу, ты не поднимешь крик? — решилась на риск Тури. Афс пожал плечами, возвращаясь к чтению. Этот единственный ответ её удовлетворил.
Тури внимательно посмотрела на стену и тяжело вздохнула.
— Думаю, ты не совсем женщина, — вновь высказался афс, листая книгу, — наверное, ты немного дух.
— Некоторые так и считают, — запыхтела воительница, прикидывая, высоко ли она поднимется со скованными руками. Первая попытка хоть на сколько-то подняться провалилась.
— Тебе нужно закинуть верёвку наверх, — прокомментировал заинтересованный дикарь, отложивший, наконец, проклятую книжонку. Тури зашипела.
— А у меня она есть? Не мешай!
Нога соскользнула с крохотного выступа в третий раз, и женщина приземлилась на пол. Определённо, до решётки ей было не добраться. Зачем она вообще там? Лестницу и ту уносят с собой, Тури не сомневалась.
— Подсадить? — вновь высказался афс.
— Что ты привязался? Сиди, читай.
— Я могу помочь. Ты, если вылезешь, будешь прямо под окнами От-Ти…
— Да я спалю нахрен его конуру и его тебе на вертеле подам, если только ты меня отсюда вытащишь! — выдохнула Тури нетерпеливо. Но афс снова её удивил.
— Нет. Я отсюда уходить не собираюсь. Но ты можешь взять кое-что в доме и кинуть вниз мне. Книгу. В зелёной мягкой обложке…
— Ты чумной, не иначе. А как я отсюда выберусь? — Тури не терпелось попробовать. Дикарь покровительственно хмыкнул.
— У тебя нет верёвки. Но у меня-то есть.
***
«Не нужно мне было соглашаться на этот проклятый турнир, — в тысячный раз повторял Левр, подволакивая ногу. — Боже Всемогущий, спаси меня от таких ошибок впредь. Даже если я сейчас одну из них совершаю!»
Он был избит и ослаблен. Он едва мог передвигать ноги и подозревал, что дальше легче ему не станет. И в этом состоянии ноги несли его спасать Туригутту. Левр сам бы над собой посмеялся, но у него дыхание перехватывало от этого.
Имир Непобедимый давно бы разорвал врагов голыми руками. Но Имир Непобедимый на то и носил своё прозвище, беспощадный к врагам и неизменно обходительный с прекрасными дамами. Туригутта даже отдалённо не походила ни на одну из них. Как и сам Левр — на отважного Имира. Юноша остановился на обочине дороги, не уверенный в том, чего именно ждёт. Без доспехов и меча вряд ли кто-то узнает его в Эбии. Если бы только не слишком заметные побои на лице. Их можно было, конечно, завесить волосами, начесать их как-нибудь…
Скрип тележных колес заставил его вскинуться и озираться в панике.
— Тпр! Малец, ай, малец! Куда тебе? Подвезти? — раздался доброжелательный голос с облучка. — Далеко ты не дойдёшь, кривенький.
Левр понял, что он на самом деле именно таким и должен выглядеть: горбатым, кривым, а то и хромоногим. Пришлось проглотить жалость. Телега направлялась в Эбию, груженая до предела глиняной посудой, прикрытой холстами. Путешественник перехватил взгляд юноши, пустил колечко дыма.
— Вот, везу в Эбию продавать. Здешние-то особо не мастера. И обжигать особо не стараются…
Уже было ясно, что скучающего торговца распирает поделиться историей своей жизни, подробностями ведения торговли или семейными передрягами. Левр стиснул зубы.
— Я сам с Тиаканы, малец, да вот перебрался. Неспокойно там нынче. Войска, знаешь, только и сигают, туда-сюда, туда-сюда. Я говорю, истопчут горы в пыль. И ладно бы толк был. А всё королевские войска, не наши, не горцы. Вынюхивают, всё смотрят на что-то, всего им мало…
О войсках Левру слушать совсем не хотелось. О политике и того меньше. Но, на его счастье, возница перешёл к обычным жалобам, относящимся к чужакам на его земле. Словно он сам теперь не был точно таким же чужаком.
— …обычаи им наши, видите ли, не нравятся. А кто их вообще просил к нам соваться? Сидели бы, мягкокостные, в своих степях. А ведь сколько раз говорили: не мешаться с чужаками…
— И какие обычаи не нравятся? — хрипло спросил Левр, надеясь притушить недовольство попутчика. Тот радостно откликнулся на вопрос.
— Не уважают нас они. И Силу не чтут. С тех пор как Солнце Асуров, нашу госпожу, забрали себе проклятые северяне, покоя не было нам: не захотели отдавать нам и её дочь. Хоть трижды полукровка Элдар, а без Правителя нельзя отдать ребёнка из рода отца в род матери. Лишили нас нашего Солнца… попомни слово моё, малец, не будет добра от этого.
Левр благоразумно промолчал. В верности асуров предшествующей династии было что-то запредельное, пугающее всех за пределами их любимых гор. Как и в самих Элдар.
— …А здесь? Вся эта плоскость, братец, я здесь всегда как голый. И так тошно, так скудно вокруг. И лорды здешние скоты, все как один. Не то, что у нас. А хозяин тутошний? О-о, Кнут его зовут. Мы-то недавно приехали, мы с ним не воюем, а своих он не щадит. Да о нём на этом берегу всякий слышал. Есть у него яма с людоедом, и кто насолит — пожалуйте! А всё почему? Никакой твёрдой власти нет. Твёрдость, как в камне, вот так-то у нас говорят. А здесь что? Мягкая грязь, тьфу! Понасажали на плоскости имений, клочок на клочке — ничего доброго это не сулит. — Очередное обещание грядущих бед прозвучало из уст неожиданно говорливого горца с неиссякаемым оптимизмом.
Были ли на самом деле лорды-горцы лучше дворян равнин? В этом у юноши возникли обоснованные сомнения. Он задумался о давно забытой Флейе. Как бы там ни было, его родина тоже относилась к Предгорьям. Следовало ли ему любить горы? Следовало ли ему любить горцев и их странные обычаи, о которых он только слышал?
Стал бы его отец — или его дед, прославленный Нэусти Лияри, — спасать осуждённую преступницу, рискуя жизнью? Подумав о собственных перспективах, Левр определился: он намерен был вовсе не спасать Туригутту. Нет. Он защищал свою честь, честь князя Иссиэля. А ещё ему нужен был дедов меч назад. Да. Это звучало гораздо лучше. Это гораздо больше шло настоящему рыцарю — которым он не был и вряд ли станет, — чем желание засыпать под истории Чернобурки. Не в первый раз юноша задумался, сколько правды было в этих историях, а сколько лжи.
Как и в его собственных путаных устремлениях. Может, всё дело было в лёгком недомогании. Он почти чувствовал жар собственного тела. Приближающаяся осень принесла прохладный ветерок, но Левру становилось всё жарче, и притом клонило в сон. К тому же телега постоянно поворачивала — накануне юноша бежал через пахотные поля напрямик, но дорога петляла, как болотная гадюка во мхах, да и возница не спешил, чтобы не побить свои драгоценные горшки.
Когда Левра тряхнуло на бревенчатых мостках, перекинутых через сточную канаву на въезде, он понял, что только что едва не упал в обморок. Это, а также тупая, горячая, разлившаяся по телу боль и необходимость скрывать своё состояние целиком заняли бы сознание Левра. Если бы не вооружённые до зубов дозорные, как раз проверяющие троих золотодобытчиков, покидающих Эбию.
Въезжающие досмотру, по счастью, не подвергались.
— Не встречали кого, дядюшка? — обратился через плечо один из дозорных к вознице.
— А кого ищете? — жадно вопросил тот.
— Да бабу одну. Покарябанная такая, каторжанка. Черноволосая, вот такого роста… татуировки на ней…
Левр сглотнул, не зная, как бы спрятаться, вжаться в телегу, превратиться в тень и скользнуть прочь. Ему показалось, один из дозорных был тот самый, которого он столкнул с плотины у мельницы. Как назло, любопытный гончар не спешил проехать мимо.
— Нет, ну до чего дошла жизнь! — возмущённо и восхищённо одновременно высказывал он, обращаясь в пространство. — Средь бела дня по нашим дорогам разгуливают преступники!
— Преступницы, — поправил его утомлённый до крайности дозорный. — И они и прежде там разгуливали. Проезжай, дядя, проезжай…
Левр же, оказавшись в Эбии, кое-как сполз с телеги услужливого гончара, порывавшегося гостеприимно проводить его в таверну и накормить, и, хромая, поспешил убраться подальше от центральной улицы.
Всё здесь было по-прежнему. Старатели спешили по своим делам. Шумно нюхали воздух запряжённые волы, качая лобастыми головами. Речушка бежала мимо городка, неся уже начинающие опадать листья к плотине… к мельнице… прямо под злосчастные ивы, где юный рыцарь всё ещё мог остаться навсегда болтаться в петле.