— Во что же ты вляпался, Раамон? — шептал мужчина, стремительной походкой удаляясь с места происшествия. — И ничего ведь не рассказал, шельма! И вот что мне теперь прикажешь делать? Разве ж могу я бросить свою семью и дом в такой момент и идти выручать тебя, а?
Разрываясь от противоречивых эмоций и мыслей, берендей проклял тот день, в который судьба свела его с манулом. Такого проблемного оборотня, нежели Раамон он еще не встречал, пытаясь теперь решить вопрос, что же ему, собственно теперь делать?
========== Глава 37 Охотник путешествует ==========
Раны на спине заживали быстро. Конечно не без помощи Женса. Сам охотник держался зачастую отстранено, раздумывая о своем. И глядя на него, заметно скучающий пастух понимал, что мысль эта действительно сложна.
Дни сменялись днями. Лето медленно уступало свои права осени. В Приграничье это охарактеризовалось по-настоящему жуткой жарой, которая буквально изжарила степь. Местность приобрела плачевный, песочный оттенок. И только лёгкие перекати-поле кое-как скрашивали унылый, безжизненный пейзаж, проносясь мимо.
Однако Юрий знал, что жара продлится не долго. Ещё неделя-две и подуют холодные северные ветра, принеся с собой грозу и дожди. А следом за ними придут и снега, заковав степь в лёд на долгие зимние месяцы.
Вечер очередного дня подходил к своему концу, принеся с собой столь желанную путникам прохладу. Уже сейчас Юрий чувствовал дыхание промозглой осени, покрепче кутаясь в свою накидку. Женсу же прохлада была не страшна. Скрытая под броней одежда надёжно защищала от холода вечером, но не спасала от жары днём. Мужчина же благородно терпел, ни одним своим видом не показав, что ему не комфортно.
За время их совместного путешествия Юрий успел убедиться в том, что Женс действительно отличается от остальных людей. Всегда вежливый, аккуратный он представлял собой само воплощение сдержанности и холодности, порою пугая и самого пастуха. Даже в процессе изгнания выражение его лица никогда не менялось, заставляя издыхающую нечисть буквально лопаться от злости. А нечисти за поведенное вместе с охотником время Юрий успел насмотреться великое множество: начиная от недавно сожженной ведьмы и кончая той самой хитрой гулихой, с которой и началось их совместное путешествие.
Порою Юрию казалось, что он путешествует вовсе не с человеком, но живым оружием против чернобоговых слуг. Наверное, он бы вскоре полностью проникся этой идеей, если бы самолично не видел, как живо загорались глаза Женса во время разговоров об Иррииле, и каким безмятежным становилось его лицо во время таких разговоров.
— Холодно? — Женс покосился на своего спутника. — На-ка, накинь, — с этими словами охотник выудил из своего походного мешка роскошную шерстяную накидку, бросив Юрию. Пастух набросил ткань на плечи, благодарно улыбнувшись.
— А нам еще долго ехать? — не выдержав, спросил он. — Уже и солнце село…
С основного Соленого тракта охотник съехал этим днем, заявив, что поедет короткой дорогой, одновременно с тем заехав еще кое-куда. Куда именно он не уточнял, а Юрий спрашивать постеснялся. С наступлением ночи храбрости у него явно прибавилось.
— Не долго. Считай, уже приехали, — ответил Женс. — Смотри, — он неопределенно махнул в сторону рукой. Пастух послушно присмотрелся, прищурившись. В свете тысяч звезд ехать было хоть и холодно, зато светло. Такая роскошь тоже не продлиться долго: еще неделя — другая и небо закроют тучи. У них в Солнечном была даже примета такая: когда звезды на небесах погаснут — тогда и зима на порог и постучится.
Затраченные усилия оказались не напрасными. Далеко, где-то у самого горизонта глазастый пастух высмотрел явно рукотворный огонек, навеявший мысль о теплом шинке.
— Вижу, — радостно закивал парнишка, уже предчувствуя вкусную, а главное горячую похлебку.
— Хорошее место, я тебе скажу, — добавил Женс, тронув коня. Юрий последовал за ним, неуверенно потянув поводья своей кобылки. Ездить за это время верхом он так и не научился, но старая кляча, далекая от бунтарского духа все же терпела неумелого наездника, засеменив за коньком охотника.
***
Уже на подъезде Юрий понял, что шинок, о котором говорил Женс и вправду популярен. Расположенный неподалеку от основного тракта он привлекал к своему двору всех, кто был в состоянии наскрести в карманчике хотя бы пару медяков. Пахло жареным мясом и сивухой, до слуха доносились обрывки простоватой песенки под заливистый свист, улюлюканье и бренчанье плохо настроенной домбыры.
Отвыкший от людского гомона в тиши тракта Юрий по началу даже слегка смутился, нерешительно поглядывая на охотника. Женс же на простонародное веселье отреагировал по-философски равнодушно, спустившись у крыльца с коня и направившись чеканным шагом ко входу. За ним спешился и Юрий.
Внутри действительно оказалась тепло, а еще светло и очень людно. Народ отреагировал на появление новых завсегдатаев по-разному: мальчишка-прислужник тут же метнулся к охотнику, шинкарь, подбоченившись важно вышел следом, потирая руки, а сидящая в центре шумная компания только громче расхохоталась.
Против ожидания гомонили не местные крестьяне, а отряд царской стражи, вероятнее всего принимавшей участие в ежегодном сборе оброка.
— Пане охотник! Какая радостная встреча! — сияя подобно начищенному до блеску медяку, говорил шинкарь, отвешивая вошедшему поклон.
— И я рад встрече, — Женс в ответ лишь слегка кивнул. — Я и мой спутник устали с дороги. Нам бы ужин подать и подготовить комнату на ночлег.
— Ах, пане охотник, все сделаем по высшему разряду! — распрямившись, заговорил шинкарь. — Пойдемте, я вам столик покажу!
Шинкарь вполне ловко, не смотря на свои внушительные габариты, проскакивал промеж столов, вскоре усадив путников за небольшой, чистенький столик в уголке, подальше от глаз пьяных гуляк.
— Неси вечерять, — скомандовал, устраиваясь Женс.
— Сию минуту, пане, — шинкарь тут же исчез из поля видимости, скрывшись на кухне. Пьяные гуляки в тот момент закончили петь, ненадолго притихнув. Юрий блаженно прикрыл глаза. За время своего похода он явно успел отвыкнуть от шума.
Радоваться тишине Юрию долго не дали. Промочив горло, домбрыст завел новую, на этот раз скорбную песнь, заставив пастуха невольно подпевать. Мужики тоже заметно притихли, прочувственно шмыгая носами.
Заместо себя накрывать на стол шинкарь послал девчушку — совсем еще малое дитя, лет эдак двенадцати. Хоть и маленькая, но верткая, что хорек, она быстренько расставила по столу тарелки с кушаньями, и, пробормотав что-то, скрылась прочь с глаз.
— А для согреву-то ничего не принесли… — буркнул Юрий, косясь недовольно на кухню. Шинкарь, словно бы угадавший недовольство завсегдатаев, тут же нарисовался на проходе, таща самовар. За ним следовала девчушка, бухнув на стол три пузатых чарочки.
— Вы уж не серчайте, — крякнув от натуги, молвил шинкарь, усевшись на третий, свободный стульчик, напротив Женса и Юрия. — Дело у меня к вам есть, приватное.
После таких слов возмущаться никто не стал. Женс понимающе кивнул, позволив шинкарю наполнить его стаканчик духмяным сбитнем*. От напитка валил горячий, насыщенный нотками шалфея и зверобоя пар. Юрий даже причмокнул, предвкушающе. У него покойная бабка была первой мастерицей в изготовлении сбитня. Ох, каким крепким, душистым был он! Все село ходило угощаться… А после нее уже так никто и не готовил. Знала-то бабка травки правильные, чтоб и запах, и вкус появился надлежащий.
Тут же с первого взгляда Юрию становилось ясно, что шинкарь толк-то в сбитне знает. От того и зауважал его пастух невольно, пригубив свою чарочку.
— Дело-то тут не простое, пане охотник! — зашептал шинкарь. — Как раз по вашей части… Был тут подле села нашего хутор паныча богатого. Тевком его кликали. Жили-поживали, горя не знали. Его-то работнички ко мне частенько за варенухой бегали, взамен, кто курку принесет, кто муки, кто еще какой снеди. Так и жили… Да только пару недель назад стал я подмечать, что перестали ходить-то к нам наймиты тевковские. И селяне тревогу забили, значит. Мол, слышат они ночами за рекой странное… Вроде как стоны, уханье всякое… Ну, собрали мы народ, кого по храбрее, пошли поутру через мосток, да к хутору. А там… Навроде как и хорошо все. Стоит хозяйство нетронутое. Да только ни людей там, ни зверины нет, понимаете! Ни мушка какая ни летает, ни паучка, на мыши захудалой. Все стоит готовенькое, нетронутое, а хозяев нет. И знамо бы, если бы уехали, да только наши бы точно узнали, коль паныч бы решил переезд устраивать… Нечисто дело пахнет, не думаете? Боятся наши-то здешние… Некоторые и вовсе уехали. Кому было куда уезжать. А остальным что делать прикажешь? К тому же тут еще и эти приехали… — шинкарь умолк, очень выразительно покосившись на компанию отдыхающих.