— А Боржом? — спросил жалобным голосом Иван Александрович, — там не лучше? Да и к Тифлису поближе.
— Так там только воды, а Абастумани для легких. Нет, конечно, Абастумани.
Иван Александрович благодарил Марию Яковлевну, Ник молча ждал. Откланявшись, они вышли из дома и там разошлись. Иван Александрович отправился на Петра Великого, а Ник сослался на дела и спустился по Бебутовской вниз к себе.
Петрус встретил его обильным обедом, после которого, когда Ник перешел в свой кабинет, передал ему пакет, присланный Кикодзе.
Ник грозно поднял брови:
— Петрус, что, пакет только что принесли?
— Принесли перед вашим приходом, но, видимо неспешный, потому что ответа ждать не стали. А вам надо было поесть, вот пакет и подождал полчаса, ничего ему не сделалось. А ведь ваша матушка…
— Ладно, ладно, — замахал рукой Ник. — Ты всегда прав. Я просмотрю пакет и немного подремлю. Если что будет срочное, немедленно буди.
Петрус пожал плечами:
— Небось не впервой. Я что, срочное от несрочного отличить не могу! Обижаете, шеф.
Тут Ник уже бессловесно замотал головой, потянувшись к костяному разрезальному ножу на письменном столе, чтобы вскрыть конверт.
Петрус с гордо поднятой головой удалился.
Ник, уютно сидя в кресле, начал читать присланные Кикодзе сведения. Вот что сообщал тот:
«Дорогой Николай Александрович! Мне удалось кое-что выяснить о Куртэне. Вам это будет интересно. Иван Александрович князь Аргутинский, он же Бодуэн де Куртэне и под этими именами известный в научных кругах Европы и России, является потомком старинного французского аристократического рода, берущего начало от короля Людовика XVI и предводителя крестоносцев Бодуэна Фландрского, впоследствии императора Константинопольского. Иван Александрович Бодуэн де Куртэне, наряду со швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром считается основателем теоретического языкознания. В казанском университете служил по кафедре сравнительной грамматики и санскрита доцентом, а затем защитил диссертацию «Опыт фонетики резьянских говоров», заслужившую Уваровскую премию Императорской Академии наук. Тогда же получил звание профессора. До Казани Бодуэн де Куртэне получил блестящее образование в Европе, в Сорбонне. Затем в Праге изучал чешский язык, в Берлине санскрит. В Лейпциге получил звание доктора философии. Читал лекции в Петербургском университете по сравнительной грамматике индоевропейских языков. Провел несколько лет в лингвистических путешествиях по Индостану, где совершенствовался в санскрите в ашрамах. Сделал несколько гениальных предсказаний о связи лингвистики с другими науками — психологией, антропологией, социологией и биологией.
Известно, что Бодуэн де Куртэне изучал различные жаргоны и тайные языки(sic!), народные поверья и предрассудки.
Увлекался «цветным слухом». Известна его статья о синем цвете василька, который проходя через «неведомые людям разрывы» может превращаться в «звук кукования кукушки или плач ребенка», или же издавать «флейты звук лазорево-голубой».
Встает образ человека не только широко образованного, но и выдающегося ученого, умеющего думать и анализировать. Но не чуждого посторонних увлечений. Путешествия, да еще в такой стране как Индостан, должны были выработать в нем умение приспосабливаться к обстоятельствам и способность постоять за себя.
Пока больше не могу ничего добавить к портрету этого человека. О его родственных связях известно только то, что он приемный сын князя Аргутинского. Отец и брат (в малолетстве) погибли в Швейцарских Альпах во время неожиданного схода лавины».
Ник откинулся на спинку кресла. Сведения были, безусловно, ценными, но не содержали ключа к разгадке тифлисских событий. Кое-что о Куртэне Ник уже знал со слов Марии Яковлевны.
Далее в письме Кикодзе сообщалось, что португалец физически чувствует себя удовлетворительно, но разум его несколько помутился. Пока подробно расспрашивать его невозможно, даже на невинные вопросы, но связанные с его деятельностью, он не отвечает, а только мычит и трясет головой. Но на бытовые вопросы отвечает, обсуждает с удовольствием меню обеда, хвалит какие-то блюда, так что говорить о полном безумии не следует. Есть надежда, что в скором времени он сам сможет что-нибудь рассказать.