Султан пьяно захохотал и ударил пергаментом по лицу великого визиря.
«О аллах! — шептал про себя Аззем-паша и вырвал волос из бороды, возвращаясь с приема султана. — Я не хочу, я не могу больше жить! — Проходя через комнату палачей, он поискал глазами и, если бы они были там, попросил бы отрубить ему голову. — Я не хочу жить. Безумный султан, безумное правительство, и я, умный шут, выполняю волю сошедших с ума преступников!»
Согбенный, поникший входил великий визирь в свои апартаменты. У входа его поджидали, кланялись в пояс татарские послы. Они просили благословить Ислам-Гирея на крымский престол. Визирь долго присматривался к лицам послов и сказал им такое, что они пожали плечами, не зная, в своем ли уме султанский сановник.
— К кизляр-аге Замбулу идите. Да, да. Он ведает делами Крыма, а я же — Азовом, — и ушел, странно улыбаясь.
Замбул действительно уже успел принять послов от Мухаммед-Гирея. Касса кизляр-аги пополнилась еще одним мешком золота, и теперь он ждал только, когда проснется пьяный султан.
Утром Ибрагим долго не мог понять, чего от него, хочет Замбул. Стоит перед ним на коленях и клянчит о каком-то Крыме. Крым. Ну, так что? Умер хан? Умер один, другого назначим.
Ибрагима мучила жажда. Ах, как хорошо выпить и снова предаться грезам, а потом до самого утра бродить по комнатам гарема и насыщаться, утолять жаждущую плоть любовью, обессилевать от нее и снова пить. Почему он когда-то боялся, что не сможет управлять государством? Вот уже третий год оно существует при нем, как существовало, и он держит его в своих руках.
Ударит в ладоши — и есть золото, и есть одалиски, и утроена охрана дворца, и целая армия шпионов, которые за хорошую плату доносят, кто выступает против султана. А тогда только головы — чах, чах, чах!
— Что тебе, Замбул, надо? — раздраженно спросил Ибрагим.
— Султан, к твоему высочеству прибыл из Крыма твой подданный раб Крым-Гирей. Он хочет просить тебя, властелина славы и величия, чтобы ты утвердил его брата Ислама на крымский престол.
— Я приму его, когда бог просветит мой ум безошибочным решением, — ответил Ибрагим излюбленной фразой и сделал знак Замбулу, что разговор окончен.
Но кизляр-ага продолжал стоять на коленях.
— Воля твоя, султан, но пусть будет тебе известно, что Ислам-Гирей еще при хане Джанибеке попал в плен к гяурам и семь лет находился в почетном плену у самого заклятого врага Порты — польского короля, где научился змеиной хитрости и лукавству.
— Он трус?
— О нет, он смелый, как барс, это...
— Тогда пусть Ислам-Гирей будет ханом, — неожиданно для Замбула решил султан. — Я пошлю его на Азов, когда подготовят флот, — через Каспий, Волгу и Дон.
— Азов будет твоим и без него, — убеждал Замбул. — Твой необъятный ум смешает с черной землей гяурскую крепость. А Ислам, пусть будет тебе известно, замышляет против тебя заговор.
Ибрагим вскочил на ноги.
— Немедленно, сейчас же заключить Ислам-Гирея в Дарданелльскую крепость! — крикнул Ибрагим. — И в Крым послать сто тысяч, двести тысяч войск!
— Не надо войск, — успокаивал султана Замбул. — Если повелишь назначить ханом Мухаммеда, трусливые татары станут смирнее, чем при Бегадыре.
— Повелеваю, — изрек султан.
За белым островом Мармара бушует море. А в Дарданеллах спокойно, только седыми ребрами бегут волны и тихо плещут о берег.
Крепость Султание стоит над самым проливом. Возле крепости стоят две огромные заржавевшие пушки. Ядра, выпущенные из этой пушки, пробили вековечные стены Константинополя, и сквозь пробоины в город вошел Магомет II Завоеватель, чтобы обезглавить последнего византийского императора Константина Палеолога и устрашить весь мир своим мечом.
Теперь грозные жерла этих пушек не страшны никому. Но они есть. Их еще не сбросили в море, они свидетельствуют о прошлом могуществе Порты, хотя ныне стерегут тюрьму.
Заходит солнце. И кажется, море швыряет на берег красные шелковые платки, но тут же, раскаиваясь в своей щедрости, уносит их с берега, оставляя только красную бахрому на песке. Ночь наступает мгновенно, сонно дышит вода, как человек во время тяжелого сна — порывисто, часто.
И так бесконечно: недели, месяцы, годы... И только, как сон, вспоминает Ислам-Гирей о предсказании старой цыганки и пророчестве девочки Мальвы. Нет ничего...
А молодая сила бушует, и боль опустошает душу. Исламу изредка приносят вести с родины. Иногда заплывет в залив какая-нибудь рыбачья байдарка — это, наверное, преданные ему переодетые сеймены.
...Янычары гарнизона разъехались из Кафы по полуострову забирать татарских юношей в войско.
...В Крыму голод. Саранча доконала степь. Люди в отчаянии уходят за Перекоп и не возвращаются, оставаясь жить на Диком поле. Все больше и больше людей покупают грамоты у хана Мухаммеда, а он с радостью дает их, потому что хочет бахчисарайский дворец уподобить стамбульскому Биюк-сараю. Крым пустеет.