Гавриил тоже узнал Арсена, но не сказал ни слова, только радость зажглась в его взоре. Он перевел взгляд с Арсена на Яцка и прошептал:
— Умирает...
Яцко блуждал по потолку глазами; они были спокойные и умиротворенные; он тоже узнал Арсена, бледные губы чуть растянулись в слабой улыбке и так застыли, а потом зашевелились, и в келье прозвучало трогательное и печальное:
— Яцко...
— Не трогай его, — промолвил Гавриил. — Дай ему попрощаться со светом.
Арсен присел возле старика, положил гусли на колени и чуть слышно стал аккомпанировать последней Яцковой песне.
— Простите меня, дедушка, — промолвил он, водя пальцем по струнам.
Старик не шелохнулся, ничего не сказал, а спустя минуту чуть слышно заговорил:
— Когда Мария с младенцем и Иосифом бежали по аравийской степи, на них напали бедуины и ограбили. Подошел вожак злодейской шайки Дисмас, взглянул на Иисуса и сказал: «Если бы сам бог родился, не мог он быть красивее этого младенца». Он вернул святому семейству награбленное, и Мария молвила: «Когда сын вырастет — отблагодарит вас». И милосердный Иисус утешил разбойника, умиравшего на кресте, словами: «Еще сегодня ты будешь со мной в раю».
— К чему это вы, дедушка?
— А ты слушай и думай. Всесильный бог в минуту мученического блаженства великодушно назвал разбойника равным себе. И тот поверил. Христос же после воскресения сошел в ад, велел ангелам связать сатану и — привел в рай праотца Адама, праматерь Еву и всех пророков и святых. А о разбойнике забыл. Тогда Дисмас взял свой крест на плечи, поковылял сам в рай и сказал архангелу Михаилу: «Молвил мне Иисус: еще сегодня будешь со мной в раю, а уже прошло три дня». Прибежали пророки и закричали: «Как, мы будем жить вместе с разбойником, мало ли что мог пообещать тебе бог!» И изгнали простака из рая...
— Я понял, дедушка. Еще вчера...
— О Русь, земля моя... — вздохнул Гавриил. — Богата еси глубокими озерами, широкими реками, крутыми горами, густыми дубравами, токмо судьбой позабыта... Думаю не раз, хлопче, и богохульной той мысли страшусь: недобрый наш бог. Почему вместо грешного Адама не создал праведного? Не хотел... Ему скучно было бы без грешного люда, который можно карать и принимать от него раскаяние. А вельможи уподобились богу и по его примеру властвуют...
Яцко Русин умолк, повернул голову к Арсену, тихо промолвил:
— Пришел, Агасфер... А что, многим сильным мира сего доставил удовольствие? А по-ихнему петь так, вижу, и не научился. И выгнали...
— Не коры, Яцко...
— Не корю... Может, и правду говорил Владыка: зря я пропил свой талант. Портрет святого со свиными ушами пропал, а те лубки...
— Ничто зря не проходит, брат. Я у тебя многому научился.
— Молчи... — Яцко закрыл глаза и больше не открывал их.
— Он сейчас умрет, — сказал Гавриил.
— Я останусь у вас, — склонил на гусли голову Арсен.
— Нечего тебе тут оставаться, еще еси сильный духом и телом. Тебе надо идти защищать Олесскую землю...
— И вы с ними? Не думал.
— Не с ними — с нами. Разве Свидригайло воюет? Мы боремся, весь русинский люд... Ты знаешь Осташка из Олеско. Сообщи ему, что делается в Вавилоне, я не могу все разузнать, да и силы уже не те. Слышал, там собирается войско...
— Собирается...
— Вот и возвращайся туда — тебя еще не изгнали из ихнего рая. Вот и слушай, хорошо слушай. Иди. А Яцка мы сами похороним...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПРЕДАННЫЙ ПРЕДАТЕЛЬ
— Я умываю руки, умываю руки! — кричал Свидригайло гуситскому, луцкому и олесскому посланцам, стоявшим в его шатре. — Ха, война смердов под водительством Свидригайла! Бедняки, ремесленники, опришки назвали меня своим вождем... Меня, сына Ольгерда, внука Гедимина, объявила предводителем смердящая чернь! Это вы, хитрецы и бунтовщики, виновны в этом!