Недостаточно хорошо владея латынью, я все же была уверена, что это обозначает Рыцарей Лазаря Вифанийского — militie Lazari a Bethania, — а также filia militie или filius militie — сыновей и дочерей этих рыцарей. Если орден продолжал функционировать в середине девятнадцатого века, то и теперь, возможно, функционирует. Очень возможно, что на каких-нибудь купчих и других документах еще оттискивается в черном воске большая печать… и делает это не кто иной, как Мэтью.
Час спустя я, вернувшись в средневековую секцию, открыла свою последнюю счетную книгу — с конца тринадцатого века по первую половину четырнадцатого. Немыслимые суммы больше не шокировали меня, но в районе 1310 года как выплаты, так и поступления значительно возросли, а некоторые имена были помечены красным крестиком. В1313-м рядом с одним таким крестиком я прочитала «Жак де Молэ». Последний великий магистр тамплиеров.
Его сожгли на костре за ересь в 1314-м, а за год до казни он передал все свое имущество Рыцарям Лазаря.
Крестиков было несколько сотен. Может, ими метили тамплиеров? Если так, то их тайна разгадана. Рыцари и их деньги никуда не пропали — те и другие попросту влились в орден Лазаря.
Нет, невозможно. Такую операцию надо очень долго готовить — секретность неминуемо будет нарушена. В это так же трудно поверить, как… как в истории о вампирах и чародеях.
Рыцари Лазаря столь же неправдоподобны, как я сама.
Главная слабость теорий заговора — это масштабность задачи. Никакой жизни не хватит, чтобы собрать нужную информацию, установить связи между отдельными компонентами и запустить всю систему — если, конечно, заговорщики не вампиры. Имея вампира — или, еще лучше, целое семейство вампиров, — о времени можно не беспокоиться. Я это уже поняла, когда исследовала научную карьеру Мэтью.
Возвращая гроссбух на полку, я заново осознавала, что значит любить вампира. Дело не в его возрасте или режиме питания, не в том, что он убивал людей и способен убивать в будущем. Все дело в тайнах.
Мэтью копил их добрую тысячу лет — важные, наподобие Рыцарей Лазаря или своего сына Люка, и второстепенные, вроде знакомства с Уильямом Гарвеем и Чарльзом Дарвином. Мне за всю жизнь их не выслушать.
Впрочем, не одни вампиры хранят секреты. Все иные так делают, боясь разоблачения или желая сберечь что-то исключительно для себя в нашем клановом, чуть ли не родовом, мире. Мэтью не просто охотник, убийца, ученый, вампир — он, как и я, представляет собой целую паутину тайн. Если мы хотим быть вместе, нам надо решить, какими из них поделиться, а какие похоронить навсегда.
Выключенный компьютер проиграл свои несколько нот. Чай остыл, сандвичи засохли. Я надкусила парочку, чтобы не обижать Марту, села и уставилась на огонь.
Рыцари Лазаря взбудоражили меня как историка, а ведьминские инстинкты шептали, что через них я могу понять Мэтью. Хотя орден — не главный его секрет. Ревнивее всего он охраняет свое тайное «я».
Каким сложным и тонким делом будет любовь к нему. Мы, персонажи сказок — вампиры, чародеи, рыцари в блестящих доспехах, — живем в непростой реальности. В Бодли иные следили за мной, желая заполучить книгу, о которой никто ничего не знает. Лабораторию Мэтью пытались взломать. Наши с ним отношения угрожают нарушить непрочное, хотя и долгое перемирие между людьми, вампирами, демонами и чародеями. Передо мной открывался новый мир, где иных стравливают с иными, а оттиск бронзовой печати на черном воске может привести в действие тайную армию. Неудивительно, что Мэтью держит меня на расстоянии.
Я задула свечи, поднялась в спальню и скоро заснула. Мне снились рыцари, печати и кипы бухгалтерских книг.
Проснулась я от прикосновения к плечу тонких холодных пальцев.
— Мэтью? — Я рывком села. В темноте белело лицо Изабо.
— Тебя к телефону. — Она протянула мне свой красный мобильник и вышла.
— Сара? — Уж не случилось ли чего с ними, в ужасе подумала я.
— Нет, это я. — Мэтью.
— В чем дело? — Мой голос дрожал. — Ты заключил сделку с Ноксом?
— Нет, с этим не вышло. В Оксфорде мне больше нечего делать — через несколько часов буду дома, с тобой. — Он говорил как-то странно, точно охрип.
— Может, я еще сплю?
— Нет, не спишь. И знаешь что? Я люблю тебя.