— Мэтью, — выдохнула я стиснутым горлом и закрыла глаза. Я ждала, что он вот-вот вопьется мне в шею, но шевельнуться не могла, да и не хотела.
Вопреки ожиданиям, его губы прижались к моим, руки обняли меня, пальцы бережно охватили голову. Мой рот приоткрылся; ладони, прижатые к его груди, ощутили один-единственный удар сердца.
Когда оно ударило, поцелуй стал другим. Мэтью больше не нападал — его голод преображался в сладость и горечь. Он медленно взял в ладони мое лицо и нехотя отстранился. Я впервые услышала его дыхание, совсем не похожее на человеческое — могучие вампирские легкие тихо и прерывисто пропускали через себя ничтожные порции кислорода.
— Я воспользовался твоим страхом. Каюсь, — прошептал он.
Я стояла, не открывая глаз, все еще чувствуя себя одурманенной. Его гвоздика с корицей разогнали запах фиалок.
— Тихо, — резко сказал Мэтью, когда я шевельнулась в его объятиях. — Я могу не совладать с собой, если ты начнешь вырываться.
В лаборатории он предупреждал меня об отношениях между охотником и добычей — теперь заставлял притворяться мертвой, чтобы хищник в нем потерял ко мне интерес.
Но я была живой, а не мертвой.
Открыв глаза, я увидела его лицо, выдававшее алчность и голод. Сейчас он повиновался инстинкту, но инстинкты были и у меня.
— Ты для меня не опасен, — выговорила я замерзшими и в то же время пылающими губами, не привыкшими к вампирскому поцелую.
— Вампир не опасен для ведьмы? Не будь так уверена. Здесь все решает мгновение. Если я нападу, то уже не остановлюсь, и ты меня тоже не остановишь. — Одна пара немигающих глаз уперлась в другие. — А ты смелая, — удивленно промолвил Мэтью.
— Отродясь такой не была.
— А кто сдавал кровь вампиру? Кто без страха смотрит ему в глаза? Кто выпроводил из библиотеки иных и просто ходит туда день за днем, отказываясь подчиняться кому бы то ни было? Это все называется смелостью.
— Простое упрямство. — Сара давным-давно объяснила мне разницу.
— Я уже встречал такую отвагу — большей частью у женщин. Мужчины только бравируют, прикрывая этим свой страх.
Его взгляд порхал по мне, оставляя на коже тающие снежинки. Протянув палец, он снял с моей ресницы слезу, осторожно усадил меня и присел на корточки перед стулом. Его руки — одна на подлокотнике, другая на моем колене — охватывали меня, как заветный круг.
— Обещай никогда не шутить с вампирами — даже со мной — на предмет крови и того, какова ты на вкус.
— Прости, — сказала я шепотом, заставив себя не отводить взгляд.
— За что? Я уже понял, что о вампирах ты почти ничего не знаешь. Запомни одно: ни у одного вампира нет иммунитета против такого соблазна. Совестливые вампиры почти все свое время стараются не думать о том, каковы на вкус их братья по разуму. Если же ты встретишь бессовестного — которых полным-полно, — то помоги тебе Бог.
— Я сказала, не подумав. — Думать я не могла до сих пор — меня переполняла память о его поцелуе, его ярости, его почти осязаемом голоде.
Он прислонился головой к моему плечу. Вифанийский гробик выпалу него из-за ворота и закачался, блестя при свечах.
— Вампиры и ведьмы не созданы для таких чувств, — заговорил он так тихо, что я напрягла слух. — Я ничего подобного еще…
— Знаю. — Я прижалась щекой к его волосам, на ощупь таким же шелковистым, как и на вид. — Со мной то же самое.
Руки Мэтью, ограждавшие меня, сомкнулись на моей талии. Холод пробрал меня сквозь одежду, но я не дрогнула и придвинулась еще ближе, положив руки ему на плечи.
Вампиры, очевидно, могут оставаться в такой позе сутками, но для простой ведьмы это не вариант.
— Совсем забыл, — смущенно сказал Мэтью, когда я зашевелилась, и встал. Кровообращение понемногу восстанавливалось в моих затекших ногах.
Мэтью подал мне мой бокал. Когда он вернулся на место, я попыталась направить его мысли в другое русло — отвлечь от предположений, какова я могу быть на вкус.
— Когда ты сдавал на почетную стипендию, каким был пятый вопрос?
Кандидатам, умудрившимся ответить письменно на четыре немыслимо глубоких и сложных вопроса, задают знаменитый пятый. Это всего одно слово, например «отсутствие» или «вода». Кандидат сам решает, как отвечать, и лишь ответивший с блеском выигрывает стипендию.
Мэтью перегнулся через стол, не загоревшись при этом, подлил мне вина и сказал, избегая смотреть мне в глаза:
— Желание.
Отвлекла, называется.
— И что же ты написал?
— Наш мир, как я полагаю, держится только на двух эмоциях. Одна — это страх, другая — желание. Так примерно и написал.