Маня еще раз хлопнула по столу, прямо по физиономии напечатанного барабанщика.
Рю вздохнул, потер "ушибленную" щеку и принялся вырисовывать канзи своего имени.
— Покрупнее, — скомандовала назойливая фанатка.
— Покрупнее, — согласился музыкант, старательно обводя канзи на второй раз.
— Поаккуратнее!
— Поаккуратнее, — обреченно вздохнул несчастный японец и принялся обводить на третий раз.
— Ну вот! — воскликнула Маня, оценивая результат. — Другое дело. Свободен, — объявила она Рю, забирая плакат.
Аясу, с лицом цвета беленой стены и с до боли стиснутыми в кулаке цветными перманентными маркерами, уже сидел неподвижно, ожидая своей очереди.
Девушка открыла было рот, но клавишник ее опередил.
— Покрупнее, — забормотал он, выводя первый иероглиф своего имени едва ли не на половину плаката, — и поаккуратнее.
— Угу, — согласилась она.
— Ну вот, я закончил, — оповестил ее Аясу, отодвигая плакат. — Крупненько, аккуратненько. Все?
Маня оценивающе глянула на клавишника, потом на Рю, который старательно рассматривал стены и потолок, затем на Сомо, с полминуты назад вынутого из-под стола ребятами из стаффа. Тот как ни силился, не мог на нее не смотреть, потирая левую, все еще красную щеку. Иностранка заулыбалась.
— Нет, не все.
Аясу тяжело сглотнул и так побледнел, что даже зеленоватым стал отсвечивать.
— Что еще? — спросил он, невольно отодвигаясь от стола.
Маня, схватившись за вырез платья, наклонилась вперед. Клавишник мелко задрожал. Он схватился обеими руками за край стола, чтобы ненароком не спровоцировать Манию на ответные действия. Сомо тихонечко, но очень злорадно, захихикал и на всякий случай отсел подальше.
— Ну? — протянула настойчивая девица.
Аясу вдруг стало жарко, а физиономия его раскраснелась.
— Правда можно? — пробормотал он.
— Ну… — немного раздраженно протянула Маня.
Невезучий рокер взял черный маркер, зажмурил глаза и потянулся вперед.
— Не, ну так ты точно можешь получить, — послышался недовольный голос.
Аясу открыл один глаз. Манина грудь была рядом, Маниного кулака рядом не было. Сделав перед второй попыткой большой вдох, клавишник принялся вырисовывать первый иероглиф своего имени на правой груди, а второй - на левой, держа при этом маркер двумя пальчиками так, словно это был жирный противный червяк. И при этом, кажется, совсем не дышал.
— Ну вот и молодец, — промурлыкала девушка и выпрямилась.
Аясу выдохнул и обмяк на стуле. Осчастливленная девушка перешла к Сомо.
— Ни за что!!! — заявил лидер-сан, откинувшись на спинку стула и спрятав руки под попу.
— Да мне на плакате!
— Я же уже подписывал этот плакат.
— Ишь какой вредный и противный. Вот Рю с Аясу ничего по этому поводу не сказали, хотя и они уже подписывали. А ты…
Сомо недовольно покосился на одногруппников.
— Подписывай, кому говорю!
— Я уже подписывал! — настаивал музыкант.
— Да ты глянь на свой мелкий крючок, — воскликнула Маня. От подобного заявления вокалист вспыхнул, а девушка добавила поспешно, — да я про имя твое…
Тут несносная гайдзинка, видимо, выругалась. Это было ясно скорее по интонации, чем по смыслу, которого Сомо за незнанием языка не смог понять.
Тяжело вздохнув и скорчив недовольную мину, вокалист принялся вырисовывать свой канзи на весь плакат. И тут, специально или нет, Маня чихнула.
Ребята из стаффа побежали за японским аналогом валокордина.
А Иёму, когда Маня пошла дальше, по какой-то причине отсутствовал. Да и стол, за которым он сидел еще пару минут назад, тоже.
Нахальная поклонница нашла басиста почти сразу. Он, наивный, подумал, что если будет сидеть левее Рю, то есть на другом конце ряда столов, то что-то изменится.
На этот раз Маня почти переоделась. Поверх своего платья она накинула огромную белую футболку. А еще принесла с собой стопочку одноразовых тарелок, какую-то разноцветную коробку, кисти и банку с водой. И стул. Усевшись перед Иёму, так как теперь он был первым с края, она деловито принялась распаковывать коробку, в которой оказались акриловые, судя по надписи, краски.