— Привет, любовничек, — усмехнулась Зоя. — Пришел сказать, что о чем-нибудь жалеешь?
— Совсем наоборот.
— Удивляешься тому, что произошло между нами?
— Я сбит с ног, лежу в нокауте.
За эти недели, проведенные в тоске, до меня стало доходить, что я просто влюбился в Зою. Влюбляться с первого взгляда — это неизбежно при том образе жизни, который мы вели с Граем, жизни опасной, когда любой день мог быть последним в жизни, холостяцкой и полукочевой. С первой же минуты, как только увидел ее, Зоя привлекла меня. После того, как мы однажды насладились друг другом, я понял, что мы сможем вести семейную жизнь.
Но говорить еб этом на пляже было смешно.
— Виктор, не утомляйте меня своим вниманием, я не в форме, — негромко простонала Зоя и закрыла лило платочком…
Надо отдать должное Шестиглазову, умеет он организовать людей на поиск и у самого глаз острый. Это он нашел оставленное Еленой одеяло и белую сумку.
— Чьи вещички?
Сидящая поодаль мамаша с четырьмя младенцами подняла голову:
— Тут девушка лежала, такая стройненькая, с золотистой головкой. Купаться ушла.
— Давно?
— Да уж около часа.
— Кто-нибудь к ее вещам подходил, в сумке рылся?
— Подходил здоровенный парень. Не видела, рылся ли он в сумке, но слышала, застонал и сел на землю. Может, солнце напекло. Ему шляпу из газеты подарили. А почему вы спрашиваете? Что случилось? Почему вы чужие вещи трогаете?
— Уголовный розыск, мамаша.
— Ой, — перепугалась женщина, — маньяка ловите?! Дети, быстро ко мне, немедленно идем домой.
— Опишите этого парня, — попросил Шестиглазов.
— У меня от страху все из головы вылетело.
— Он горбатый… с бородой?
— Нет, обычный такой, только руки длинные, сильные. Сел на землю и завыл, негромко так, но страшно, словно хоронил кого или с жизнью прощался. Я подумала, может, солнечный удар хватил парня? Он смотрел на воду и бормотал.
— Что именно говорил?
— Я не прислушивалась, но что-то вроде: «Утонет… Утонет» Или: «Утону… Утону…» Смотрел на воду, как завороженный, затем спустился вниз. А там прошел танкер, и я этого парня больше не видела, не до вето мне, своих четверо, мал мала меньше.
— А потом? Когда танкер прошел, он вернулся? Девушка вернулась?
— Я посмотрела на воду, плывет шляпа из газеты. Утонул он или просто газету бросил, кто его знает? И девушка не возвращалась.
— Если хитрит маньяк, недолго ему осталось меня за нос водить. За хвост мы сю схватили, теперь не отпустит/,— зло заругался Шестиглазов, перевернул белую сумочку и высыпал ее содержимое на одеяло. Я увидел нехитрые пляжные принадлежности — темные очки, крем для загара, шетка для волос… Господи милосердный! Из сумочки вывалился огромный гвоздь-штык с наколотой на него запиской! И еще один листочек в клеточку, тоже вырванный из школьной тетради.
Инспектор едва не заплакал:
— Опоздали, опять опоздали, еще один труп… — И закричал на сержанта: — Грая сюда, бегом за Граем, снова ему стихи с того света!!
Мы с Граем подошли к инспектору. Чертыхаясь, он держал листок за уголки. Выглядывая из-за плеча шефа, я прочитал:
Второе письмо внешне ничем не отличалось от первого. Но, похоже, арсеналы у маньяка истощились, полагающийся к стихотворению гвоздь отсутствовал. Текст, на мой взгляд, писал тот же человек, но настроение его резко изменилось:
Стихотворение почему-то сказалось неподписанным. Хотя если у парня действительно крыша поехала и он решил свести счеты с жизнью, то с высоты неба, где он наверняка присмотрел себе местечко в аду, на правила составления делового письма ему было наплевать.
Грай шепнул мне:
— Послушай, Виктор, плохо дело, маньяк нас еще не обманывал. Сволочь, но твердый орешек, все, что задумал, осуществил. Вряд ли мы найдем девушку в живых. Но сражаться станем до последнего. Ты оставайся с Шестиглазовым, а я пойду вниз по течению какала. Если мы что и найдем, то теперь только там. — И он торопливо зашагал по тропе, которую протоптали купальщики и рыбаки по гребню насыпи.