Броуновское движение других студентов периодически скрывало их из виду своим блужданием, пока она приближалась. Миша и Маша стояли не менее чем в вполоборота к ней и не могли заметить её появления. Когда между ними оставалось ещё 3-4 метра коридора, она замедлила шаг, подошла вплотную совсем не слышно, просунула свою руку под рукав пиджака и её ладонь, как треугольная голова белого питона, неожиданно появилась перед собеседницей. Маша едва не взвизгнула, но дыхание прервалось, как от нечаянно вдохнутой сахарной пудры с пирожного. Тетрадь застыла в её руке. Вика рассеянно заглянула в строчки формул.
- Что новенького в математике? А… Вчерашняя тема! - и флегматично вздохнула, притягивая Мишу к себе. «Белый питон» ещё раз шевельнулся, проверив упругость созданного кольца и успокоился на локте её левой руки за ремешком сумки.
- Сорок седьмая страница. Мы, если что, тут, в начале двадцать первого века. - улыбнулась она, поворачивая Мишу в другую сторону. Миша попрощался с Машей через плечо бессильной улыбкой, равносильной извинению за своё похищение.
Они отошли на десяток шагов и он уголком губ прошептал:
- Как я тебе благодарен за избавление от этого представления! Я же знаю, что она списала, и уже всё проверила, но пришлось пройтись по всем формулам заново. Мм… А как тебе фотографии?
- Ты ещё спрашиваешь! Там…
- Я оставил тебе исходную флэшку и удалил промежуточные копии в слоях. Так что боюсь расстроить, но если что-то нужно поправить — теперь это будет довольно затруднительно.
- Да нет же! Там так всё замечательно, что проще меня поправить! Но у тебя же теперь всё благополучно? Мы можем встретиться? Я тоже хочу тебя чем-нибудь удивить.
Они остановились и стояли касаясь рук друг друга, как ветви близко растущих елей.
- Только если в рецепте не будет имбирного корня. У меня к нему немного неприязнь, немного лёгкая аллергия.
- Постараюсь составить рецепт без него.
Вика широко и солнечно улыбнулась, а Миша очень сдержанно рассмеялся, складывая её ладони и скрывая их своими, потом все 4 ладони поднялись вверх на уровень груди.
- Хочешь, покажу что-то волшебное?
- Вот так, прямо здесь, без всякой подготовки?
- Да. - ответила ей мишкина честность, и его ладони начали раскрываться, удерживая её руки своими запястьями. Вика последовала его движениям и…
- Я правильно догадалась? Да? Выдохнула она с детской непосредственностью.
- Мы это узнаем завтра.
- Да.
Они разомкнули руки и начали снова возвращаться в мир, где они были не одни. По «бульвару» продолжали двигаться люди, занятые своими мыслями и делами. Две фигуры на «бульваре» на короткий миг забыли обо всех остальных и даже не видели их. Но они не были забыты. Среди прибывающих однокурсников мелькнула и Маша, слегка замедлила шаг, скосила взгляд, но услышать ей было нечего. Изобразив безразлично-рассеянный взгляд, она проследовала на занятие и больше не любопытствовала в их сторону. На занятии они сидели почти напротив кафедры и общение превратилось в осознание близости, при которой покой и удовольствие доставляет возможность видеть друг друга, знать, что никто не приближается и не нарушает ничем неизмеримое и невидимое тепло. Ощущал ли он его тоже, и как именно — Вика не знала. Она знала, что она определённо его чувствовала.
Преподаватель был молод, энергичен и, при желании, мог бы раствориться в толпе своих слушателей. Может быть, этот предмет был для него наследственным. Иначе как объяснить, что для подачи материала он использовал только самый минимум слов, которые было не трудно и запомнить, и записать, не испытывая потом онемелости и холодка в запястье от долгого конспектирования.
После лекции несколько студентов всё же подошли к его столу. Мария тоже подошла и остановилась напротив стола, над которым объясняющий и просвещаемые низко склонились над записями. Мария не стремилась поучаствовать в обсуждении. Кажется, ей хотелось поближе взглянуть ещё раз на записи на доске. Она заскользила взглядом по доске, потом по своим записям, посмотрела на свою руку и поняла, что всё пишущее осталось на столе вдали. Преподаватель не отрываясь от листа опустил на мгновение одну руку за край стола, извлёк оттуда карандаш и положил его на самый край стола. Маша театрально надломила осанку в двух местах сразу, взяла карандаш и как-то по-новому взглянула на преподавателя. Это был и вправду впечатляющий жест, много говоривший о том, с какой широтой и скоростью человек мог контролировать своё окружение и взаимодействовать с ним.
Маша черкнула что-то с доски в тетрадь, вернула карандаш на край стола, неторопливо поправила клинообразный вырез блузки и только после этого покинула пристань математиков.