- Ну, я же должна быть хотя бы немного милой, раз притащила тебя через полстраны.
Пока подали закуски – что-то рыбообразное, хрустящее, с зелёными прожилками и тонким ароматом цитруса – она извинилась и встала.
- Вернусь через пару минут. И не трогай мой напиток. Да и вообще – не трогай ничего, кроме воды.
- Ты такая вдохновляющая. Как, скажем, медицинская инструкция по применению яда.
Улыбнулась, как будто это было комплиментом, и исчезла за угловой ширмой. Официантка тут же материализовалась, как будто ждала только этого момента.
- Могу предложить вам что-нибудь из коктейльной карты?
- Только воду. И что-нибудь, чтобы не смотреть в пустоту, – кивнул на декоративную панель, куда можно было вывести абстрактные визуализации. Время коротать надо было как-то.
А потом просто сидел. Сидел и пытался не думать. Не думать о встрече, о клубе, о Лайе. Но особенно – не думать о сценарий, который мой мозг уже расписал в трёх вариантах. Один включал внезапный визит вооружённых людей. Второй – взрыв. Третий – что Лайя просто оставит меня здесь, а проснусь утром без денег, без обуви и с каким-нибудь новым биосенсором под кожей.
А потом она вернулась.
Увидел её не сразу. Сначала – лишь движение, отражение в стекле. Затем – звук каблуков. Точный, не громкий, но с таким ритмом, что у любого мужчины автоматически включался режим "внимание". Поднял глаза… и замер.
Она была уже в другом. Была в том самом.
Красное платье – не слишком короткое, но совершенно без стеснения подчёркивающее то, что под ним. Матовая ткань, будто жидкий металл, – текла по её телу, ловила свет и отражала его в нужных местах. Волосы – собраны высоко, на затылке, с выбившимися прядями. Губы – чуть влажные. Взгляд – прямой, тяжёлый, как молот. Пахло ею. Чрезмерно. Опасно.
- Ну что, можно начинать веселиться? – спросила она, как будто это обычный день, и она просто надела своё "пятничное" платье.
Посмотрел на неё, потом на тарелку, потом опять на неё. Где-то в затылке начало зудеть старое инженерное чувство опасности – то, которое срабатывало, когда напряжение не туда подаётся или искрит что-то, чего вообще не должно быть в схеме.
- Ты что, – начал осторожно, – решила устроить поножовщину с последующим героизмом?
- В каком смысле? – она на мгновение прищурилась, потом рассмеялась.
- В смысле, появиться в образе разрушительной богини, вызвать реакцию окружающих, дождаться, пока кто-нибудь на эмоциях схватится за нож – и потом спасти ситуацию. Красиво. Шумно. Славно.
- А ты как всегда смотришь на всё как инженер. Как будто эмоции – это проблема архитектуры, – фыркнула она и села, как будто вес тела у неё был равен нолю.
- Потому что именно так и есть. Эмоции – это перегрузка на линии.
Она потянулась к бокалу, затем, вспомнив свои же слова, остановилась и кивнула официантке. Та принесла новый.
- А если серьёзно… ты выглядишь так, будто собираешься выносить не только бар, но и пару сердец вместе с ним. Это часть плана?
- Нет плана. Просто настроение. И…, – она немного смягчилась, – потому что знала, что ты нервничаешь. А когда ты нервничаешь, ты молчишь. А когда ты молчишь, ты не думаешь о себе. А я хочу, чтобы ты хоть иногда жил, а не только выживал.
Честно? Это сработало. Потому что на долю секунды почувствовал – да, жив. И да, рядом человек, который не просто играется. Или, по крайней мере, делает вид очень убедительно.
Ужин прошёл... как будто между штормами. Мы говорили о глупостях. Обсуждали, почему в дорогих ресторанах блюда такие маленькие. Смеялись над тем, как однажды в подземке она спасала ребенка, случайно включив режим полной боевой готовности. Спорили о музыке. Даже почти поверил, что всё нормально.
Но в глубине сознания всё равно ждал сигнала. Тайного жеста. Или хлопка грома. Потому что если ты рядом с такой женщиной, то всегда, всегда, что-то должно произойти.
- Готов? – спросила она, когда убрали посуду и вынесли чек, который даже не стал смотреть.
- А выбора у меня есть?
- Конечно. Но только если ты хочешь потерять вечер, ночь и шанс поговорить с тем, кто может изменить твою судьбу.
Она встала. Красная вспышка платья. И встал тоже. Потому что судьба, как известно, не любит тех, кто сидит слишком долго на месте.
Глава 11
Клуб назывался "Echelon". Без лишних украшательств, просто одно слово на чернильном стекле, будто бы от руки, неоново пульсирующее с частотой сердца. Ни логотипа, ни вывески – просто пропускная арка вблизи одного из тех небоскрёбов, что выглядели как набор зеркальных пластин, подвешенных на честном слове. Под аркой – отбор. Жёсткий. Кому-то в костюме за десятки тысяч отказали без объяснений, кому-то в худи кивнули, как старому другу.
Мы шли в нужной ритмике. Лайя – впереди, я – чуть сбоку, на полшага сзади. Уверенная поступь, бедро чуть сдвинуто вперёд при каждом шаге, взгляд прямой. Вокруг – будто шелест заинтересованных взглядов. А она? Она будто этого не замечала. Или делала вид. Хотя нет, скорее – это мир вокруг замечал её. Тяжесть её присутствия ощущалась не как сила – а как данность. Бесспорная, неоспоримая.
- Ты уверена, что гам сюда? – спросил на ухо, пока проходили мимо двух громил в избыточных костюмах с избыточными сканерами.
- Ты ведь не пришёл в растянутом свитере и с коробкой деталей, – ответила она, бросив короткий взгляд. – Так что пока ты со мной – да.
Внутри было всё и ничего. Темнота с вкраплениями света. Воздух – густой, как сладкий дым, в нём чувствовалась энергия. Не в смысле магии – хотя и она, возможно, где-то рядом – а в смысле плотности происходящего. Миграция взглядов, колебание ритма, чёткий счёт каждого шага – всё тут было частью одного спектакля, в котором каждый был и зрителем, и актёром.
Нас встретила девушка в форме, которая могла бы считаться одеждой, если бы была чуть длиннее.
- Мисс Лайя, ваш столик – как обычно. Сегодня третий уровень, ближе к обзорному стеклу.
- Спасибо, Ро, – кивнула Лайя и коснулась запястья девушки.
Та будто бы вспыхнула изнутри на миг, улыбнулась, и исчезла в дымке.
Третий уровень оказался не просто выше, а над – парящая платформа, удерживаемая антигравом и, скорее всего, локальной пространственной стабилизацией. Снизу – основной танцпол, извивающийся под ритм, в котором даже не сразу уловил музыку. Скорее, это был пульс, передающийся в пол, в бокалы, в лёгкие.
У нашего столика уже стояла пара напитков – один прозрачный с синим свечением, другой – бурый с золотыми искрами.
- Я угадала, – сказала она, указав на бурый. – Без сахара, с горчинкой, почти нет спирта. На вкус – как обман, но с характером.
- Как ты, – сказал и сел, всё ещё чувствуя себя как шестерёнка в аппарате, которому доверяют, но не объясняют, что он крутит.
- Не так уж я и горька, – засмеялась она и отпила немного.
На этой высоте танцпол под нами казался амфитеатром, и мы – режиссёрами. Или судьями. Или приговором. Всё зависело от точки зрения. Но Лайя не смотрела вниз. Она смотрела на меня. В упор.
- Ты ведь всё ещё хочешь сбежать, да?
- Нет, – сказал. И не соврал. Уже нет. Бежать – когда? Куда? От кого? От неё? От всего этого? От правды, которая всё равно дойдёт? Или от самого себя?
- Тогда слушай. Завтра тебе покажут одну вещь. Она… странная. Сложная. Старше любого из нас. И тебе придётся решить, будешь ты с этим иметь дело – или сделаешь вид, что ничего не видел. Откажешься – тебе дадут уйти. Обратно в мастерскую, к своим механизмам и монетам. Только вот… дверь будет навсегда закрыта.
- А если соглашусь?
- Тогда ты потеряешь что-то важное. И найдёшь нечто, что изменить не сможешь. Ни ты, никто-либо другой.
- Ты говоришь загадками.
- Потому что иначе нельзя.