Глянул на Лайю. Она открыла один глаз, не меняя положения, и зевнула.
- О чём размышлял? – спросила, не поднимаясь.
- О природе пространства, – сказал протяжно. – И человеческой сути.
- И к какому выводу пришёл?
- Что легче убить одного телепортёра, чем объяснить ему правила дорожного движения.
Она усмехнулась.
- Надеюсь, у тебя хватит мудрости не говорить об этом вслух на встрече.
- Обязательно об этом подумаю, – пожал плечами.
А потом снова посмотрел в окно.
Вашингтон. Город, где даже воздух пахнет старой бумагой, потом лоббистов и лицемерием.
Пожалуй, будет весело.
***
Вашингтон встретил меня тихо. Без парада. Без фанфар. Только лёгким утренним ветром, влажным от стриженных газонов и скрытого полива. Вокруг – деревья, старые, хорошо ухоженные, те самые, чья кора помнит больше, чем многие сенаторы. Воздух – чистый, со вкусом кофе, ментолов, политического вранья и идеального травяного удобрения.
Мы шли через парк. Прогулка – как обряд, как проверка, как прелюдия к чему-то большему. Впереди – сопровождающий. Высокий, костлявый, в сером костюме, как будто только что вышел из презентации нового продукта "без вкуса, но надёжный". Волосы уложены, туфли начищены, осанка прямая. За ним — я. И только я.
Лайя осталась у входа. Склонила голову набок, бросила короткое "Будь осторожен", и больше ничего. Ни поцелуев, ни кивков, ни на всякий случай заряженного диска в карман. Только взгляд. Знаешь, что-то вроде – "не умирай, если не планировал".
С ней всё сложно. Её "осторожность" – это как предупреждение от асфальтоукладчика. Если кто-то решит меня устранить – она, конечно, спасёт. Или отомстит. Или посмотрит, как сам выкарабкаюсь. Настоящее доверие – это когда тебе дают шанс справиться самому.
А пока просто шёл. Каменная плитка под ногами отдавала утренним холодом. Парк был пуст, но не безжизнен. Белки на деревьях, воронья ссора в кустах, редкие звуки шагов где-то вдалеке. Всё, как надо.
- Простите, но на встречу вы идёте один, – сказал сопровождающий в первый и, кажется, последний раз.
Согласно кивнул. Слов не потребовалось. Да и не хотел сам говорить. Хотел подумать. Поразмышлять. О себе, о Мику, о Милтоне и его голове, которую держал в руках меньше суток назад. И вот теперь иду навстречу новым участникам драмы. Возможно, более тонким. Возможно – более опасным.
Меня что-то изменило.
Это не телекинез, не двуединая скорость-сила. Не регенерация. Даже не то проклятое ощущение, когда ты знаешь, как устроена материя – и можешь слегка её починить. Нет. Изменение было внутренним. До костей. Теперь принимал решения быстрее. Точнее. Иногда до того, как разум вообще успевал осознать, что произошло. И стал холоднее. Могущественнее. Но и… тоньше. Как натянутая струна. Одно неосторожное движение – и порвёшься. Или сыграешь идеальную ноту.
Мы свернули. Дорожка завела в более старую часть парка. Меньше ухоженности, больше патриархальности. Деревья ближе друг к другу, трава чуть выше, тени гуще. Как будто место само хотело спрятать тех, кто там встречается.
Я сразу почувствовал: это была "зона". Нейтральная, вычищенная, глушёная. Тут не работали импланты, тут не фиксировались трекеры, тут даже GPS начинал врать. Пространство словно чуть теряло фокус. Не критично, но достаточно, чтобы ощущать – ты на чьей-то территории.
Именно такие места используют для разговоров, после которых не остаётся протоколов.
Сопровождающий остановился у кованой скамьи под раскидистым клёном и кивнул в сторону беседки чуть дальше. Сказал короткое:
– Там.
Пошёл обратно, не оборачиваясь. Протокольно. Как и положено тени.
Ну что же, рас так, пошёл дальше.
Беседка – не та, где влюблённые снимаются для свадебных фото. Эта – старая, тёмная, из чёрного дерева, тяжёлая, как архив в секретной папке. Внутри – человек. Среднего роста, плотный, седые виски, глаза… ну, глаза как у человека, который видел слишком многое. Не зло. Не ярость. Просто тот тип взгляда, что отмечает тебя на сетке координат и тут же сопоставляет с имеющимися сценариями.
Рядом с ним – никого. Но в радиусе сорока метров – наверняка. Сканеры, дистанционные зондирующие поля, оптические микродроны. Зона.
Он кивнул, когда вошёл. Предложил присесть. Естественно, не стал выделываться, сел.
- Мистер Треш, – начал он, – вы, должно быть, понимаете, насколько необычен ваш профиль.
- Профили – это для досье. Люди – куда интереснее, – ответил спокойно.
Он чуть усмехнулся. Без злобы. Даже с уважением.
- Хорошо. Тогда поговорим как люди.
Согласно кивнул.
Он продолжил:
- Вы – тот, кто появился неоткуда. Кто годами был под радаром, а потом резко показал зубы. Кто за сорок восемь часов прошёл три зоны высокой активности и не только остался жив, но и… приобрёл. Дары. Связи. Интерес к себе.
- Всего лишь просто чинил, — сказал скромно.
- А вот это самое страшное. Потому что никто не знает, что именно вы можете починить. Или – кого.
Он замолчал. В ответ не стал торопить.
- Вы знаете, что у нас сейчас идёт гонка. За телепортёрами. За передвижением. За энергетическими сверхами. За теми, кто может стабилизировать или дестабилизировать цепь. Но ваша категория… вы выпали из привычной сетки. Вы – не оружие. Не актив. Не продукт. Вы – переменная. И переменные опасны.
- Потому вы меня сюда и позвали?
Он посмотрел на меня долго. Затем тихо сказал:
- Потому что хотим, чтобы вы остались переменной на нашей стороне.
- Не подписываюсь. Ни на чью сторону.
- Мы не просим. Мы наблюдаем. Мы делаем выводы. Мы предлагаем… механизмы влияния.
- У вас много таких?
- Механизмов? Достаточно. Но вы… вы редкий случай, когда система предпочитает не подавлять, а интегрировать. Потому и этот разговор.
Понимающе кивнул. А потом задал вопрос, который сам удивил, что задал:
- А если скажу, что хочу остаться просто мастером?
Он ответил не сразу.
- Тогда мы сядем за стол переговоров с вашей мастерской. С вашей жизнью. С вашими людьми. И попытаемся… договориться. Потому что, Треш, вы уже не просто мастер. Вы – точка интереса. И чем дальше – тем больше за вами будет тех, кто хочет использовать, уничтожить или подчинить.
Он встал.
- Подумайте. Сегодня вечером у вас будет ещё один разговор. Более конкретный. Более… близкий к делу.
Тоже поднялся тоже. Глянул на клён над нами. Старый, ветвистый. Надломленный, но всё ещё живой.
- Хорошо, подумаю. Но знайте – чиню только то, что считаю возможным.
Он снова усмехнулся. Теперь уже… почти тепло.
- Тогда, возможно, нам повезло.
Он ушёл. Не растворился. Не исчез. Просто ушёл. Но его тень ещё долго оставалась рядом. И не только из-за солнца.
Когда вернулся к выходу из парка, Лайя всё ещё сидела на той самой скамье. Ждала. Смотрела в небо.
- Ну как? – спросила она.
- Пока не решили, сдать меня в утиль или оформить с премией, – ответил ей честно.
- Классика, – хмыкнула она. – Поехали. Вечером у тебя будет веселуха.
- Вечером хочу пить, хотя бы пиво.
- Будет и выпить. И поговорить. И повод задуматься. А ещё – шанс.
- Шанс чего?
Она посмотрела на меня серьёзно. Без улыбки.
- Шанс понять, кем ты теперь стал.
***
После встречи мы не сразу отправились назад.
- Прогуляемся, – сказала Лайя, не спрашивая. Просто разворачиваясь на каблуках и направляясь по аллее в сторону выхода из парка.
Что тут скажешь, женщина. Потому просто пожал плечами и пошёл следом.
Вашингтон в это время года был почти приятен. Листва переливалась оттенками зелёного и жёлтого, лёгкий ветер гонял по тротуарам бумажные стаканчики и ароматы уличной еды. Всё вокруг выглядело почти нормальным. Почти – если не считать тех, кто оглядывался на Лайю, и того, как реагировало пространство, когда мы проходили мимо. Чуть-чуть дрожало. Как будто боялось обмануть ожидания.