Не вышло. Теперь некому созваниваться. И некому врать. И это тоже слово.
"Вектор Архивного Восстановления" – не просто структура. Это полуофициальный зонт, под которым паразитируют десятки фондов, действующих по линии ЮНЕСКО, ООН и других транснациональных органов. За ними – кластеры лоббистов, прикрытые как миротворцы. Или как исследователи. Или как меценаты. Только вот вся их благотворительность в последние месяцы почему-то совпадала с исчезновением активов, людей и технологий из серой зоны.
И вот кто-то ответил. Кто же это неизвестный, кто?..
Пока диктор продолжал рассказывать о биографии Тарака, обошёл пострадавший отсек. Там, где когда-то стояли контейнеры с образцами, теперь был только расплавленный бетон, словно по поверхности прошёлся поток плазмы. Один из наших спецов, Алекс, стоял у стены, прислонившись плечом к уцелевшей колонне и жевал энергетический батончик.
- Думаешь, это точно они? – спросил он, глядя на искорёженный металл.
- Не думаю, – сказал немного подумав. – Точно знаю. Только у них осталась одна из старых Установок. Музейный экспонат, блин. Только у них были мотивы. Пока, только у них. Только у них хватило бы наглости атаковать напрямую и так масштабно. Слишком они громко хотели мне прошептать, где моё место.
Он кивнул. Медленно, без слов. Потом скомкал обёртку и бросил её в сторону, не попав в бак. Не стал поправлять.
- А убили его... наши? Или те? – спросил он, почти шёпотом, будто в помещении могли быть микрофоны.
Повернулся к нему и медленно ответил:
- Не важно. Важно, что теперь его нет. И что мы не извинились. Мы – ответили.
На экране тем временем сменилась графика. Показали архивные кадры: Тарак на конференции, Тарак жмёт руки дипломатам, Тарак вручает стипендии детям из разрушенных регионов. И ни слова – что он был куратором боевых групп под прикрытием. Что он координировал зачистки. Что лично подписывал приказы, по которым в серых зонах исчезали люди, проекты, идеи.
- Полюбовно уладить наши разногласия не удалось, – пробормотал себе под нос, – потому пришлось улаживать не по любви, а по расчёту.
Где-то на заднем плане кто-то наконец догнал оператора дронов. В воздухе повис запах изоляции и крови – значит, вытащили. Кто именно – неважно. Главное – сигнал: вы нанесли удар, и вы получили ответ.
Снова глянул на экран. Там уже шли комментарии политических аналитиков. Один в дорогом пиджаке с громким голосом вещал, что это провокация. Что убийство Тарака приведёт к обострению. Что это может дестабилизировать баланс влияния на южных направлениях.
Ну и прекрасно, подумал довольно. Может, наконец начнут договариваться не за счёт нас, а с нами.
Потом встал. Пыль со штанов отряхивать не стал. В этом отсеке уже не будет презентаций и камер. Но одна деталь всё же осталась. Я подошёл к стене, где под копотью угадывались очертания эмблемы – той самой лаборатории, которую закрыл Тарак. Когда-то здесь была база независимых исследований. Потом она исчезла. А сейчас – восстанавливается. Медленно, с нуля, но уже без него.
Внезапно ворвалась Лайя. Даже не знаю, откуда сейчас она прибыла, но вот она здесь. И это много говорит о ней. Прибыть к кому-то, когда трудно, – далеко не каждый способен. А она… она просто появилась, как всегда – неуловимая и пугающе своевременная.
- Костас, да как такое могло произойти в наше время?! – воскликнула она, сдвигая волосы с лица. На щеках – пыль, волосы спутаны, но глаза сверкают как две наэлектризованные звезды. В ней всё было обострено, словно каждое движение подчинялось мгновенному анализу окружающей обстановки.
Для начала посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на развороченные панели, куски пластика, искорёженные каркасы стеллажей. Здесь ещё пахло гарью. Вчера ночью сюда прилетело штук тридцать дронов, и половина из них – не с камерами.
- Ты про удар в черте города Остин? – задал ей уточняющий вопрос, хотя ответ был очевиден.
- Именно! – отозвалась она, почти срываясь. – Ты хоть понимаешь, что это значит?
- Прекрасно понимаю, – вздохнул устало. – Вот что бывает, когда возникают противоречия по вопросам, где одна сторона считает себя неуязвимой и способной продавить свою позицию. И заметь – тут даже не идёт речи о тридцати миллиардах. Это… это просто пробный камень. А представь, какие масштабы будет иметь открытое свободное рыночное противостояние, когда тема резервного запуска спутников закипит? – хмыкнул. – С иронией добавлю: там ведь бюджеты уже исчисляются не миллиардами, а влиянием. Кто будет запускать – тот и будет управлять.
Она медленно прошлась по помещению, будто примерялась. Мимо разбитого голографического табло, уцелевшей чашки с кофе, оставшейся на краю столешницы. Пальцами прошлась по осколкам. Порывисто обернулась.
- Они ведь знали. Точно знали, где ударить. Координаты, время. Это был не просто налёт.
- Вот именно в этом даже не сомневался, – пробормотал тихо, доставая из внутреннего кармана планшет и прокручивая лог-файлы ночных событий. – Удар был выверен до секунды. Скорее всего, дроны активировали по сигналу, шедшему с какой-то нашей же вышки. Или, что хуже, с орбиты.
- Махди…, – произнесла она чуть тише.
- Да, – кивнул ей. – Он был моим ответом. Дал зелёный свет, когда стало понятно, что «Ураган-Д» будет применён. Полюбовно уладить наши разногласия, как понимаешь, не удалось.
- Ты знал, что он не справится.
- Надо понимать, что, либо он, либо все мы. Он был в восьмёрке сильнейших. А это не просто почётно. Или там героически. Эта жертва перекрыла вектор их атаки надолго. И как бы намекнула, козыри есть не только в их рукаве.
Лайя уставилась на меня.
- А если бы не перекрыла?
- Тогда, – пожал плечами, – не думаю, что мы сейчас стояли бы здесь. Пришлось бы принимать куда более радикальные меры.
Потом отвернулся, открыл силовую панель, за которой таился аварийный канал связи с резервным блоком управления подвалом.
- И кто теперь следующий? – спросила она. В голосе слышалось: "тебе-то ведь не впервой".
- Сейчас – никто. Все временно притихнут. Даже у хищников есть паузы между прыжками. Так что наступит очередная фаза переговоров. И есть небольшой шанс, что деньги до объекта "Крионика" наконец станут доходить.
Вновь посмотрел на неё. Она всё ещё стояла посреди разрушенного холла, как тень войны, только что прокатившейся по зданию.
- Ты для чего прибыла, на самом деле?
Она выдохнула. И только потом ответила:
- У вас есть утечка. Причём на высоком уровне. Кто-то из твоих. Или… не совсем твоих. Кто-то, кто имеет доступ к контрактам. И к координатам. Это не было атакой по общей базе. Это было… предательством.
Лайя стояла в проёме, не заходя дальше, будто чувствовала – этот пол, с прожженными дырами, с арматурой, торчащей из стен, с черным, как смола, следом от дрона, – всё это всё ещё живое. И может двинуться. Или напомнить. А она пришла не для того, чтобы утешать. Не для того, чтобы хлопать по плечу. Она пришла, чтобы оценить. Возможно – спасти. Возможно – добить. Но, как ни странно, не сейчас.
- Тебе известно, кто за этим стоял? – наконец спросила она, перейдя на более ровный тон, всё ещё эмоциональный, но с тем холодком, который у неё появлялся, когда речь заходила о крупных игроках.
Устало выдохнул.
- Нет, но есть сильные подозрения. – Потом перевёл взгляд на полуобрушившийся купол лифта. – Метки были обнулены, а протокол обфускации пакетов – практически на уровне госуровня. Такое в паблике не найдёшь. Вопрос даже не в том, кто стрелял. Вопрос – кому это стало выгодно сейчас.