Определились Манюськины поначалу у Степан Иваныча. И приступил Манюськин к индивидуальной трудовой деятельности. Конечно, тогда он и понятия не имел о таком названии. В этом смысле он намного опередил перестройку. Занялся он миниатюрным кузнечным делом. На жизнь хватало. Плюс лечение в Четвертом управлении. Но это так, к слову. Это, конечно, Степан Иваныч лечился. Но Манюськины всегда отмечали этот плюс в разговорах со своими друзьями Глобовыми. И те им очень завидовали. Сами Манюськины, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, ничем, прости господи, не болели.
Вот такая, можно сказать, запоздалая предыстория. А то у многих возник вопрос, как Манюськины очутились в каких-то ушах. Даже некоторые сильно квалифицированные люди задавались этим вопросом. Теперь все это не секрет, теперь об этом можно в открытую, потому что на дворе сейчас гласность.
Манюськин и выборы
Перед выходом закона о выборах Манюськин две ночи не спал, так волновался. И когда, наконец, закон опубликовали, торжественно заявил домочадцам:
— Все! Баста! Пришел и на нашу улицу праздник! Буду баллотироваться!
— Ой, господи! Что ж это делается?! — запричитала Манюськина. — За что нам такая беда?
— Вот это по-нашему, папаня! — радостно заорал Санька, за что и схлопотал сразу леща. — Ну, вот ты опять! — обиделся он. — Демократия! А ты — драться!
— Не реви! Дура! — вдруг неожиданно для окружающих пресекла сноху манюськинская бабка. — У нас все в роду занимались политикой! Пущай датируется!
— Интересно узнать, кто же это из вашей родни занимался политикой? — перестав причитать, не без ехидства поинтересовалась Манюськина.
Но спору разгореться не дал сам Манюськин.
— Цыть! — сказал он. — Буду независимым кандидатом! — и ушел на предвыборное собрание.
Целыми днями пропадал Манюськин, занимался политикой. Иногда ночью вскрикивал:
— Вся власть советам! — и снова моментально засыпал. Тревожные сны мучили Манюськина.
Да и было чего волноваться. Против Манюськина выдвинули, немного нимало, а какого-то генерала. Но Манюськин не стушевался, а начал ходить с козырей.
— Основным пунктом моей предвыборной программы является жилищный вопрос! — заявил он. — Предлагаю всем нуждающимся в жилье разрешить селиться в ушах больших начальников! Причем выбирать каждый может по вкусу и разрешения не спрашивать! Тем самым в кратчайший срок удастся решить жилищную проблему!
Аплодировали ему ужасно.
— Второе! Пора решить вопрос с мылом! — продолжил Манюськин. — Мыла, товарищи, дешевого нет и неясно, когда оно будет! Необходимо, товарищи, закупить у англичан каустическую соду и использовать ее для помывки. Мы на пароходах во время войны таким образом очищали котлы. Отличная штука!
Ну, тут его, конечно, малость занесло. Всем известно, что ни на какой войне он не был. Видимо, услышал от кого-то, ну и взял на вооружение.
Перед выборами Манюськина плакала и уговаривала Манюськина взять самоотвод:
— Вот увидишь! Засадит тебя этот генерал снова в тюрьму! Сидел бы да не высовывался! А он — нет!
Прошел Манюськин с большим перевесом. Но… окружная комиссия выборы признала недействительными, многие наверно уже догадались, в чем дело. Совершенно верно! Ведь Манюськин-то жил в чужих ушах без всякой прописки. Ну, а может ли, спрашивается, депутат жить без прописки? Да еще в ушах? Конечно, нет.
— Крепостники! — гневно заявил на это Манюськин и слег на две недели в сильнейшей лихорадке.
Потом, конечно, организм взял свое. Долго сидел бледный, осунувшийся за время болезни Манюськин около наковаленки. Думал… И придумал!
— Ничего страшного! — заявил он. — Демократии надо учиться! К следующим выборам обзаведусь пропиской, и уж тогда посмотрим, кто кого!
Доберман
Манюськин прочел на столбе объявление: «Пропала собачка, белая, маленькая, мордочка остренькая, ушки стоят, хвост колечком. Сообщившего место нахождение ждет вознаграждение!» В угоду рифме составитель пошел на некоторые грамматические издержки. Равнодушным послание не оставляло. «Уж, не про моего ли добермана речь? — обеспокоено подумал Манюськин про своего кота. — Я его тоже нашел, можно сказать, на помойке. Правда, считай, уже год как прошел… Ну и что? Ведь и объявление, по всему видно, несвежее… Эх, горе-то, какое!.. Не отдам… и все!» — сгоряча решил Манюськин.