У Хань пользовался известностью не только как историк. Занимая пост заместителя мэра Пекина, он являлся, по сути, человеком Пэн Чжэня. Пэн, первый секретарь Пекинского горкома партии, был вторым лицом в Секретариате ЦК — сердце огромной партийной машины. Подобно большинству высших руководителей, он представлял собой человека замкнутого и малообщительного. Отсутствие преданных друзей делало его фигуру весьма уязвимой.
Мао понял, что атака на У Ханя может послужить клином, который разобьет империю Пэна. За спиной Пэна стоял Лю Шаоци.
В Шанхае Цзян Цин воспользовалась услугами леворадикального журналиста Яо Вэньюаня, чьи гневно бичующие буржуазную интеллигенцию статьи привлекли внимание Председателя еще в ходе кампании против «праваков». В условиях чрезвычайной секретности — сказавшись больным, Яо отправился в санаторий — Цзян Цин получила от него объемистый публицистический шедевр, обличающий драму У Ханя как «ядовитый сорняк на ниве китайской литературы».
Труд Яо Вэньюаня доводился до ума в течение всего лета. Статья переписывалась десять раз, причем последние три варианта принадлежали перу самого Мао. Когда в конце августа она приняла законченный вид, Председатель заставил себя ждать еще долгих три месяца. За это время он принял дополнительные меры предосторожности и отослал находившегося с 1959 года под домашним арестом Пэн Дэхуая на незначительный пост в отдаленный сычуаньский гарнизон.
10 ноября 1965 года, пока Пэн Чжэнь и У Хань разъезжали по стране, статью Яо опубликовала шанхайская газета «Вэньхуэйбао». По личному распоряжению Мао из нее выбросили все ссылки на дело Пэн Дэхуая: самое мощное оружие должно храниться в резерве. В статье Яо Вэньюань обвинял У Ханя в том, что поддержка, которую оказывал Хай Жуй крестьянству, больше напоминает апологию идеи частнособственнического фермерского хозяйства. Следовательно, вся драма являет собой продолжение «борьбы класса капиталистов против диктатуры пролетариата… Она оказывает значительное воздействие на умы людей, отравляя сознание общества. Если мы не сможем найти эффективное противоядие, делу построения социализма будет нанесен непоправимый вред».
Произведенный Яо Вэньюанем бортовой залп вызвал в Пекинском горкоме партии оцепенение.
Предполагалось, что последние установки отдела пропаганды ЦК запрещают публичные выпады в адрес известных личностей. Поскольку выяснить, кто одобрил подобную статью, оказалось невозможным, по возвращении в Пекин Пэн Чжэнь приказал газетам, в том числе и «Жэньминь жибао», не перепечатывать се. Через несколько дней он запретил и распространение статьи в виде брошюры. Его распоряжение заставило Мао пожаловаться: Пэн душит культурную жизнь столицы, «сквозь оставленное им игольное ушко не просочится и капля воды».
Председателю ничего не стоило отдать соответствующий приказ, однако сыграть в открытую он был еще не готов. Вместо этого Мао выставил на сцену своего вечного миротворца — Чжоу Эньлая. 28 ноября Чжоу собрал в Пекине совещание, на котором после высказанных в адрес Яо Вэньюаня упреков в том, что он «позволил себе оскорбления и неприкрытый шантаж», указал правильный подход к решению литературных споров: «в нашем обществе существует свобода критики и контркритики». Двумя днями позже статья Яо Вэньюаня появилась на страницах «Жэньминь жибао» в сопровождении одобренного самим Чжоу комментария.
Капля все же просочилась.
В тот же день, когда в Шанхае вышел наделавший столько шума номер «Вэньхуэйбао», на заседании Постоянного комитета Политбюро Мао объявил об отставке Ян Шанкуня, возглавлявшего общий отдел ЦК КПК. В качестве предлога было выдвинуто то обстоятельство, что в 1961 году Ян отдал приказ оборудовать подслушивающими устройствами личный поезд Председателя. Мао знал об этом давно, но на протяжении четырех лет абсолютно ничего не предпринимал. Сейчас он перешел к действиям потому, что общий отдел, главный нервный центр партии, должен был оказаться в более надежных руках. На смену Ян Шанкуню пришел Ван Дунсин, командир гвардейского полка — войсковой части 8341, — обеспечивавшего безопасность высших партийных и государственных работников. В ближайшем окружении Мао Ван Дунсин находился уже более двадцати лет, и его преданность не вызывала у Председателя никаких сомнений.
Через четыре недели пришла очередь еще одного сановника. Ло Жуйцин начал свою карьеру в Цзянси еще в начале 30-х годов. Когда Линь Бяо занял пост министра обороны, Ван стал начальником Генерального штаба. Однако вскоре между обоими военными обнаружились разногласия: должна ли НОА быть прежде всего орудием защиты государства либо политическим инструментом партии? Затем Ван совершил новую ошибку: он настоятельно рекомендовал Линь Бяо «больше внимания уделять собственному здоровью». На заседании ПК Мао поддержал просьбу Линя отстранить начальника Генштаба от исполнения его обязанностей. Вскоре была создана «следственная комиссия», которая под руководством Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина начала «убеждать» Вана признаться в стремлении занять место министра обороны.
К середине декабря 1965 года высшее руководство страны всеми силами пыталось понять, что лежит в подоплеке кадровых перемен. Ветеран партии Ян Шанкунь был наказан за ошибки прошлого. В угоду Линь Бяо Председатель распрощался с Л о Жуйцином. Подогреваемые Мао споры о литературе вполне могут означать готовящуюся атаку на партийную организацию столицы.
Единственным, кто не мучил себя особыми раздумьями, был Лю Шаоци. Еще в начале ноября обостренный инстинкт самосохранения подсказал ему необходимость отдалить от себя Пэн Чжэня. Уж если грянет политическая буря, то пусть его, Лю, она обойдет стороной.
В этой до предела сгустившейся атмосфере Председатель сделал второй шаг.
Незадолго до Нового года, беседуя в Ханчжоу с Чэнь Бода и работниками редакции партийного журнала «Хунци» («Красное знамя»), Мао сказал, что в статье Яо Вэньюаня упущено главное. Вся суть драмы У Ханя заключается в ос названии. «Хай Жуй был разжалован императором Цзяцином, — подчеркнул Мао. — Мы же разжаловали Пэн Дэхуая. Выходит, что Пэн — настоящий Хай Жуй». Таким образом, вопрос об У Ханс приобретал уже не литературоведческую, но политическую окраску.
В январе наступило относительное затишье. О рассуждениях Мао Политбюро ничего не было известно, и когда секретарь Чэнь Бода написал статью, где без указания на источник изложил взгляды Председателя, Пэн Чжэнь, пустив в ход связи в отделе пропаганды ЦК, добился отмены ее публикации. Однако остановить атаку, начавшуюся на самого У Ханя, он был не в состоянии. Февраль приносит новые дурные вести. При полной поддержке Линь Бяо Цзян Цин организовала в управлении НОА по культурно-массовой работе движение по борьбе с «феодальным и капиталистическим мышлением». Кампания критики У Ханя поднялась на еще более высокий уровень.
Первый секретарь Пекинского горкома партии предпринял отчаянную и, видимо, запоздалую попытку перехватить инициативу.
На протяжении предыдущих восемнадцати месяцев Пэн Чжэнь возглавлял в ЦК «группу по делам культурной революции», которую Мао создал для «противодействия ревизионизму в области культуры и искусства». По предложению Пэна, эта же «группа» вырабатывала и основные направления идеологических дискуссий. «Февральская линия», как были названы принятые «группой» решения, подтвердила: «между идеями Мао Цзэдуна и буржуазным мировоззрением идет титаническая борьба», а творчество У Ханя «свидетельствует о глубоких политических заблуждениях известного историка». Однако авторы документа тут же подчеркивали, что «академические споры должны решаться принятыми в науке, а не в политике методами».
8 февраля Пэн полетел в Ухань, чтобы доложить Мао о проделанной работе. Председатель не одобрил ее, но и не сделал ни одного замечания, лишь спросил, не является ли У Хань «антипартийным элементом» — уж больно двусмысленно звучит его фраза о «разжаловании». В заключение разговора Мао отметил, что при отсутствии фактов, указывающих на какую-либо связь между автором драмы и Пэн Дэхуасм, историк может и дальше «служить народу на посту заместителя мэра столицы».