В это беспокойное время Мао вместе с другими членами Студенческого общества был занят организацией добровольных отрядов охраны порядка. Молодежь с деревянными ружьями патрулировала улицы. По воспоминаниям участника событий, Мао предложил также вооружить однокашников заостренными бамбуковыми шестами — чтобы выкалывать глаза солдатам, дерзнувшим перебраться через забор колледжа. Называя себя и своих ближайших друзей — Сяо Юя и Цай Хэсэня — «тройкой героев», Мао наращивал мышцы и тренировал боевой дух. Подросток, когда-то прятавшийся в сортире от страха перед бесчинствовавшими солдатами, теперь возмужал и окреп, а юношеская бравада в нем стала уже почти незаметна. В отчетах колледжа сохранилась запись о том, что созданные Мао отряды добровольцев оказались «на редкость действенной силой». Тем не менее в марте следующего года, когда обстановка в провинции вновь накалилась, о них уже ничего не слышно.
В начале весны Дуань Цижую удалось достичь со своими противниками согласия по вопросу наведения в Хунани законного порядка. Настал и для южан черед отступать без боя. Из воспоминаний очевидца:
«С приходом сумерек на город опустилась полная тишина. Где-то около восьми вечера до меня доносятся звуки выстрелов, звон разбитого стекла и свист пуль. Так продолжалось до самого рассвета. Не выдержав, я отправился посмотреть, что происходит… По улицам в южном направлении двигалась бесконечная колонна военных. Некоторые занимались грабежом магазинов. Неподалеку от меня группа солдат прикладами взломала дверь в лавку торговца серебряными украшениями… Такие сцены можно было видеть повсеместно».
К утру в насмерть перепуганном городе не осталось ни одного представителя власти. Войска северян подошли ровно через сутки. Вновь ставший премьером Дуань Цижуй посадил в пустовавшее четыре месяца кресло губернатора своего верного соратника Чжан Цзинъяо.
Провинция дорого заплатила за это назначение. Злобный Чжан, как прозвали его жители, был жестоким садистом, продолжившим линию Тан Сянмина, только куда с большим размахом. По сообщениям западных миссионеров, в беднейших кварталах Чанша «женская честь и право собственности на что-либо имевшее цену были пустым звуком». В одном из пригородов кто-то составил подробный перечень преступлений, совершенных в начале апреля подчиненными Чжана:
«Двадцатилетнюю госпожу С. в одиннадцать часов дня трос солдат изнасиловали так, что она потом долго не могла ходить… Соседа Л. подвесили на веревке в собственном доме и кололи штыками, после чего кровоточащие раны жгли свечой. Некто П. выбежал на улицу, чтобы защитить восьмилетнюю дочь, но не успел — ее уже застрелили. Отца ждала та же участь… Двое солдат овладели четырнадцатилетней девочкой, и позже она скончалась от внутреннего кровотечения. Мужчину, пытавшегося вместе с беременной невесткой укрыться в холмах, догнали солдаты. Его тяжело ранили, ее изнасиловали. В соседнем квартале происходило то же самое».
Выходившие на безопасной территории иностранных концессий в Шанхае газеты с гневом кричали о зверствах обуреваемых жадностью генералов, превращавших одну из самых красивых провинций страны в голую пустыню. По иронии судьбы юг Хунани, давший толчок разыгравшейся трагедии, пострадал меньше всего. После захвата Хэнчжоу генерал У Пэйфу приказал своим войскам прекратить огонь и, не обращая внимания на требования Дуань Цижуя продвигаться в Гуандун, оставил южные районы провинции под контролем южан. Рука Пекина чувствовалась и здесь. У, входивший в чжилийскую клику, не видел ни малейшего смысла в поддержке курса, выработанного аньхойцем Дуансм.
В апреле колледж, где учился Мао, с неохотой превратил свои аудитории в казармы для солдат Чжан Цзинъяо. Продолжая линию Тана, новый губернатор значительно урезал и без того скромные статьи провинциального бюджета на образование. Зарплата преподавателям не выплачивалась; большинство студентов разъехались, а оставшихся директор был вынужден кормить на собственные деньги. Злобный Чжан создал целую сеть информаторов и специальных агентов, получавших приличное вознаграждение за каждого пойманного «шпиона». Одного мужчину арестовали только за «подозрительный» цвет его ботинок. «Обезображенные трупы можно встретить в самых неожиданных местах, — писал очевидец, — даже в центре города. Дела задержанных рассматриваются только на закрытых заседаниях военной коллегии. Даже члены семей лишь по слухам могут догадываться о судьбе своих близких». Открыто выражать мнение в обстановке террора не решался никто.
В начале июня 1918 года Мао получил диплом педагога. Однако и это не внесло ясности в его планы на дальнейшую жизнь. «В голове у меня полная сумятица, — писал он своему бывшему преподавателю, — которая порождает только еще большую мешанину». Поначалу Мао решил открыть частную школу, ученики которой после получения основательной подготовки смогут позже продолжить образование за границей. Но время для подобного начинания было крайне неподходящим, да и необходимой суммой денег Мао не располагал.
Несколько недель он прожил с друзьями в заброшенной гимназии, расположенной в предгорьях за рекой Сян. Еда готовилась на костре, воду брали из родника. Вся группа состояла из членов созданного Мао еще три года назад кружка, носившего теперь название «Синьминь сюэхуэй» («Научное общество новой нации»). Формально общество заявило о себе в апреле. Возглавил его Сяо Юй, Мао стал заместителем. Из тринадцати учредителей общества многие, и Сяо Юй в их числе, пошли впоследствии иными путями, но большинство на протяжении самых трудных лет оставались верными спутниками Мао.
В то время эта группа единомышленников стала одной из первых прогрессивных студенческих организаций Китая — наряду с «Фу шэ» («Общество возрождения») в Пекине и «Цзюэ’у шэ» («Общество пробуждения сознания») в Тяньцзине. Последнее появилось на свет благодаря усилиям Чжоу Эньлая. Ло Сюэцзань, одноклассник Мао, писал родителям:
«Вы должны понимать, что иностранцы хотят закабалить страну, ограбить Китай и поработить его народ… С этой мыслью я не могу жить спокойно. Вот почему мы пытаемся сейчас создать организацию, которая сделала бы Китай сильным и дала людям возможность самим выбирать свой путь. Мы с уверенностью смотрим в будущее…»
Название «Синьминь сюэхуэй» отражало суть происходящих в стране перемен. «Синьминь» имеет двойной смысл: «новая нация» или «обновление нации», что звучит почти революционно. Это понятие пятнадцатью годами раньше использовал Лян Цичао при издании своего журнала «Синьминь цунбао» («Журнал новой нации»). Но термин уже давно стал классическим, поскольку часто встречался в конфуцианских текстах: целью благородного мужа всегда было «обновление народа».
Двузначность в толковании классического наследия являлась для Китая того времени символом эпохи.
Ученики организованной Мао вечерней школы по окончании занятий обязаны были отвесить три глубоких поклона портрету великого Учителя. Но сам Мао, как и многие люди его поколения, все более критически относился к традиционным конфуцианским ценностям. Он ратовал за упразднение незыблемого триединого принципа, на котором стояла унаследованная с древнейших времен общественная мораль: подчинение чиновника государю, сына отцу и жены мужу. Церковь, капитализм, монархия и государство представляют собой величайшее в мире зло, говорил Мао, настаивая на необходимости радикальных перемен в сознании общества.
В то время как другие просто отрицали историческое прошлое, он пытался найти пути примирения между архаичной китайской диалектикой и передовыми веяниями западной философии. Результаты его исканий поражали:
«Все сущее представляет собой лишь извечный процесс перемен… Рождение одного означает смерть другого, а смерть, в свою очередь, опять приводит к появлению чего-то нового. Следовательно, рождение вовсе не равнозначно жизни, а смерть — разрушению…