Через двое суток, в национальный праздник страны — День республики — по узеньким улочкам древнего Внутреннего города под звуки оркестров и с развевающимися стягами, не обращая внимания на мелкий моросящий дождь, к дворцу губернатора приближалась огромная демонстрация — чтобы вручить петицию Тань Янькаю. Под заголовком «Домашнее самоуправление: каждой провинции — своего правителя» издающаяся на севере страны газета «Бэйфан шибао» («Северный вестник») писала:
«Документ подготовлен господином Лун Цзяньгуном, редактором «Дагунбао», господином Мао Цзэдуном, преподавателем педагогического колледжа, и господином Пэн Хуаном, книготорговцем. Среди 430 подписавших его насчитывается 30 журналистов, около 200 деятелей образования и науки, 150 бизнесменов и 50 рабочих. Примечательно, что рабочих пригласили не только подписать петицию, они были включены также в состав депутации, представившей ее губернатору. Нет и тени сомнения в том, что взгляды всех наших соотечественников устремлены в этот момент на Хунань. Провинция получает шанс, которого нет пока у других. В случае успеха за ней последуют и остальные».
Таня все еще продолжали мучить сомнения. В петиции говорили об установлении политической системы, основанной на принципах «демократии и социализма», мало этого, она содержала прозрачный намек на то, что в противном случае обществу грозит «кровопролитная революция». Устами Мао газета «Дагунбао» накануне прямо заявляла: «Нам нужен не просто один хунанец, ибо один правитель всегда и неизбежно становится господином, те же, кем он управляет, превращаются в рабов. Нет, наша цель — народное самоуправление».
По сути дела, это была риторика. Мао признавал: в стране, где 90 процентов населения неграмотны, революция, подобная той, что осуществил в России Ленин, невозможна. В лучшем случае можно рассчитывать на организацию широкого движения образованных людей, которые и будут «шаг за шагом подталкивать общество вперед».
Но даже столь осторожные предупреждения пугали консерваторов. «Хунаньская цивилизация» в их глазах выглядела куда безобиднее «народного самоуправления».
В ходе шествия группа демонстрантов забралась на крышу здания хунаньской ассамблеи и сорвала флаг провинциального собрания. На следующий день Тань заявил, что расценивает это как неуважение к власти и отказывается рассматривать петицию.
Лишенное его поддержки, движение заглохло. Через несколько недель Таня силой отстранил от власти местный военачальник Чжао Хэнти. В январе 1922 года была принята разработанная под его началом провинциальная конституция. Чжао управлял провинцией до 1926 года, пока его место не занял, как и предупреждал Мао, очередной мятежный генерал.
Неудача разочаровала Мао. Земляки его в вопросах политики оказались сонливыми и продажными. У него не осталось и малейшей надежды на успех реформ. Необходимо было искать иные, совершенно новые пути, писал он.
У Мао зрело подспудное ощущение, что дорога в будущее проходит через его «Научное общество новой нации», члены которого смогут выработать правильную стратегию продвижения вперед. Они не гонятся за славой, а готовы довольствоваться медленной и кропотливой работой по мобилизации широких ело-св населения. Любую идею может провести в жизнь лишь движение, а оно, в свою очередь, требует поддержки масс.
«Мы должны создать другую атмосферу… Для этого потребуются решительные и не боящиеся работы люди, но прежде всего нам необходим всех объединяющий «изм», иначе ничего не выйдет. Этот «изм» можно уподобить зовущему за собой знамени».
Оставалось только решить: за каким «измом» следовать? Изучавший под Парижем филологию Цай Хэсэнь настаивал на том, что для Китая лучшим примером является большевистская революция. С ним спорил Сяо Юй, предлагая взамен близкую Мао программу анархистов. Оба сходились в необходимости «изменить Китай и весь мир». Цай считал, что основной задачей социализма является уничтожение капиталистической системы методами пролетарской диктатуры:
«В современном мире анархия представляется мне потерявшей свою эффективность, поскольку общество уже разделено на антагонистические классы. Только диктатура пролетариата в состоянии свергнуть господство буржуазии, и опыт России служит явным тому доказательством. Вот почему в ходе предстоящих реформ мы должны создать коммунистическую партию. Она станет инициатором, пропагандистом и мозговым центром будущих реформ».
В этом его поддерживал и Чэнь Дусю.
Вместе с Пэн Хуаном Мао создал в Чанша «Общество изучения России», куда вошло более десятка молодых хунаньцев, среди них такие известные в будущем деятели, как Жэнь Биши и Пэн Шучжи.
По предложению Чэнь Дусю в Хунани организовали марксистский кружок. Войдя в него, Мао начал обсуждать вопрос открытия в провинции отделения Лиги социалистической молодежи.
Путь Мао к марксизму в отличие от Цай Хэсэня оказался более долгим. Один из друзей называл первого практиком, второго — теоретиком. После всех неудач с самоуправлением и попыток построить «новую деревню» у Мао постепенно складывалось ощущение, что для китайских условий применима лишь «революция типа российской»:
«В свете последних событий ясно, что только путь, избранный большевиками, не заканчивается тупиком. В их методах — сила… Вся социал-демократия сводится к парламентаризму, но принимаемые парламентами законы всегда защищают класс имущих. Для анархистов не существует авторитетов, их доктрина никогда не сможет быть реализована. Принципы свободы, которые отстаивает Бертран Рассел, ведут к абсолютному господству капитализма. Приемлемой для нас остается только идеология рабочих и крестьян — диктатура пролетариата».
Свой идеал Мао видел в освобождении буржуазии от привычных ей предрассудков — без всякого применения насилия или ограничения свобод. Но на практике это недостижимо. «Методами образования, воспитания и убеждения еще ни разу в истории не удавалось заставить деспота, капиталиста или милитариста отказаться от своего. Образование предполагает наличие денег, грамотных людей и общественных институтов. В наше время деньги находятся в руках капиталистов. Грамотные — либо сами капиталисты, либо их рабы. Образование оказывается в руках капиталистов, потому что их парламенты принимают законы, защищающие собственников и ущемляющие интересы трудящихся. Армия и полиция не только обеспечивают безопасность и покой правящего класса, они же участвуют в подавлении интересов рабочих. Банки проворачивают заработанные эксплуатацией чужого труда капиталы. Фабрики монополизируют производство жизненно необходимых товаров. Получается замкнутый круг. Как коммунисты могут обеспечить себе доступ к образованию и воспитанию без захвата власти? Вот почему я не верю в методы образования и воспитания».
1 января 1921 года после двухдневных дискуссий члены «Научного общества» постановили, что руководящей идеологией их деятельности отныне становится большевизм. Марксистский кружок к этому времени уже преобразовали в первую коммунистическую организацию. Из Шанхая Мао получил экземпляры издававшегося Чэнь Дусю журнала «Коммунист» и проект «Манифеста коммунистической партии». Призывая к установлению общественной собственности на средства производства, отказу от государства и построению бесклассового общества, манифест заявлял:
«Инструментом свержения капитализма является классовая борьба. Наша задача — организовать все противостоящие капитализму силы. Для этого потребуется создание крупных пролетарских объединений, которые лягут в основу пролетарской политической ассоциации, то есть Коммунистической партии. Партия возглавит борьбу пролетариата с буржуазией. В результате победы этой борьбы власть перейдет в руки рабочих и крестьян — как в 1917 году в России».
Вскоре после этого Мао в письме к Цай Хэсэню сообщил о своем полном отказе от анархизма и окончательном переходе на позиции марксистов.
Превращение свершилось. Несмотря на то что марксизм Мао навсегда сохранит отпечаток идей Кропоткина, длительные поиски «изма» закончились.
Посвящение в марксизм было не единственной происшедшей с Мао в 20-е годы переменой. С назначением в Чанша на должность директора начальной школы завершился длительный период полуголодного студенческого существования. В стенах педагогического колледжа стесненность Мао в средствах едва не вошла в поговорку, так часто приходилось ему рассчитывать лишь на помощь друзей. Из предпринятой поездки по стране он возвращался в Пекин без гроша в кармане и босоногим — кто-то украл его пару туфель, а позже, в Шанхае, он стирал чужое белье, чтобы заплатить за комнату, которую снимал вместе с тремя земляками. Но наконец удача улыбнулась и ему. Пост директора принес не только стабильный и приличный доход, теперь Мао играл все возрастающую роль в провинциальной политической жизни.