— Возлюбленный военачальник, вы ошибаетесь! — возразил Шефту. — Во всей Черной Земле нет имени, которое помнили бы лучше и чтили больше, чем ваше.
— Ни честь, ни слава, ни богатство никогда меня не заботили — ни тогда, ни сейчас. «Возлюбленный военачальник», — зовешь ты меня… — Хофра поднял голову. — Вот чего я хотел: быть другом фараона и в мирное время, а не только на поле брани. Но фараоны не любят людей, они их используют. Нет, вельможа Шефту, я насмотрелся на фараонов. Служи своему, если хочешь, а я останусь в уютном доме. И когда юный Тутмос отшвырнет тебя, как стоптанную сандалию, приходи ко мне. Может, я смогу тебя утешить.
Настала пауза. Затем Шефту серьезно произнес:
— Вы не понимаете, почтенный Хофра.
— Не понимаю? — Старик удивленно нахмурился. — Разумеется, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я прибыл в Фивы как глава войск Хатшепсут, особенно двух тысяч ее телохранителей, которые отчаянно нуждаются в муштре. Ты хочешь, чтобы я обучил их, воодушевил, приучил к слепому повиновению лично мне, дабы по моему приказу они восстали против самой царицы. Все это я прекрасно понимаю. Чего не понимаешь ты, мой мальчик, так это того, что я покончил с фараонами.
— Но я прошу не ради фараона. Я прошу ради Египта.
Пальцы Хофры перестали барабанить по столу.
— Египта? — эхом отозвался он.
— Да, мой военачальник! Неужели вы никогда не знали, что служили Египту? — Шефту поднялся с кресла и навис над стариком. — Та империя, что вы завоевали, — разве она принадлежала фараону? Нет, фараон мертв. Она принадлежит Египту! Но, клянусь всеми богами, как долго мы сможем ее удержать с этой изнеженной женщиной на троне? Вся Сирия уже ропщет. Кадеш, кефтиу — они не чувствовали острия египетского копья с тех пор, как их седобородые старцы были юнцами, и их пора научить уважению. Думаете, Хатшепсут этим займется? Тьфу! Ее не волнует ничего, кроме строительства новых храмов — любой ценой!
Шефту умолк, тяжело дыша. Неподвижный профиль Хофры ничего ему не говорил, и перед его глазами встало ужасное видение: он возвращается к Тутмосу с пустыми руками. Он наклонился ближе, вцепившись в кресло Хофры.
— Но Египту не все равно! Египет стонет под гнетом налогов, пока империя ускользает, кусок за куском! Если вы возглавите армию, Хатшепсут можно будет свергнуть, и Тутмос, мужчина и воин, сможет все исправить. Эх, подумайте, Хофра! Фараоны приходят и уходят — что с того, если один из них использовал вас, отшвырнул и не любил? Египет любил вас, и он нуждается в вас больше, чем когда-либо. Он болен! Неужели вы позволите ему умереть?
Но старик все так же сидел недвижно. Шефту сделал все, что мог, и знал это. Он медленно выпрямился в тишине, которую лишь усиливало жужжание пчел в цветах акации за окном и пронзительный, далекий крик орла. Хофра смотрел на свои руки, лежавшие ладонями вниз на полированном столе. Они все еще были сильны — с короткими пальцами, покрытые шрамами и жилистые, — и когда-то они сжимали самый могучий меч во всем Египте.
Военачальник внезапно поднялся и подошел к открытой двери, где замер, глядя на залитый солнцем двор.
— Вы удивительный молодой человек, вельможа Шефту, — пробормотал он наконец. — Удивительный и мудрый, ибо вы показали мне то, чего я никогда не знал. Так, значит, Египет любил меня! — Он помолчал и еще мгновение стоял недвижно, прислонившись к дверному косяку. Затем он повернулся и вошел в комнату. — Я нужен Египту? Да будет так. Я приду.
— Благословенный Амоном! — выдохнул Шефту. Он пересек комнату и низко поклонился. — Именем фараона, именем Египта, я благодарю вас, возлюбленный военачальник.
— Мне не нужны благодарности. Встаньте, мой господин. Это я благодарю вас. Вы исцелили боль, что мучила меня двадцать лет, и наконец придали моей жизни смысл.
— Смысл? Клянусь всеми богами, она великолепна! Теперь, более чем когда-либо. Эта весть… — Шефту запнулся и вдруг рассмеялся. — Эта весть так обрадует моего царевича, что он, может, даже улыбнется ханаанской принцессе!
— Тутмос послал за ханаанской принцессой? — воскликнул Хофра.
— Неужели вы так думаете, мой военачальник? Нет, это Хатшепсут послала за ней. Тутмос не желает себе в жены варварку! От одной этой мысли он ярится, как леопард Верхнего Египта. Это лишь еще одно высокомерное оскорбление от самой высокомерной из женщин, его сестры. Она держит его в силках политики и шпионов, а когда он пытается вырваться, подсовывает ему эту принцессу, как капризному дитяти подсовывают игрушку. Эх, Хофра! Она его недооценивает!