— Твои мысли тебе не по душе, друг Шефту?
Он быстро обернулся. Мара наблюдала за ним, и он тотчас понял, что ни малейшее изменение в выражении его лица не ускользнуло от нее. Не дура эта девушка.
Он улыбнулся и непринужденно заговорил о плавании, о том, где они причалят на ночь, о чудесах, которые им предстоит увидеть завтра. Но в глубине его сознания начала обретать форму идея — столь поразительная, что он даже не стал ее сейчас обдумывать. На это будет время, когда он останется один и сможет все ясно взвесить, проверить и испытать, убедиться, что это не безумие.
* * *
Семь дней «Серебряный Жук» пробивался на юг, его паруса раздувал ветер с Великой Зелени — Средиземного моря. По обе стороны от его плавно покачивающегося носа длинная земля Египта разворачивалась, словно свиток, открывая поля и болота, обнесенные глинобитными стенами деревни, рыбаков, тянущих сети. Часто с берега доносилось высокое пение жрецов, когда процессия входила в какой-нибудь расписной храм; тихое шипение воды смешивалось с редким криком коршуна высоко в небе. Зеленые щурки мелькали над еще более зелеными лугами, крестьяне трудились у скрипучих водоподъемных колес, а маленькие мальчишки с криками бежали по берегам. И всегда было это ощущение скользящего движения, песня ветра в снастях, яркий, чистый воздух.
Мара мечтала, чтобы это плавание не кончалось никогда. Каждое утро она просыпалась, заново ощущая чудо своей свободы; каждую ночь, лежа в лунном свете, она гадала, какая новая жизнь ждет ее в Фивах. А между тем — вдоволь еды, вкусной еды, и долгие, ленивые часы в обществе юноши, которого она знала лишь по имени Шефту.
Они почти не расставались, да и как на тесном корабле избежишь друг друга, даже если захочешь. Они прогуливались по выдраенной палубе, наблюдали за работой команды или возлежали бок о бок на груде шкур, каждый погруженный в свои мысли. О чем думал Шефту, Мара отдала бы многое, чтобы узнать. Он то и дело погружался в себя, становился почти отрешенным; порой она ловила на себе его взгляд, выражения которого никак не могла понять. Но он с легкостью, которая одновременно и злила, и забавляла ее, уклонялся от самых ее хитрых вопросов.
Вскоре она отмахнулась от своего любопытства. Какая разница? Ей нравилось его общество, нравилось стоять рядом с ним у планширя и слушать его предания о древних, пока над головой хлопали паруса, а сверкающая вода бросала золотые блики на его смуглое лицо. А когда он хотел побыть один, она всегда могла развлечь себя иначе.
Например, было интересно наблюдать за капитаном. За свои семнадцать лет Мара повидала немало речников, но такого нервного — никогда. Когда они с Шефту были вместе, он всегда маячил где-то на заднем плане, бесцельно слоняясь или изображая поглощенность какими-то неубедительными делами, которые неизменно приводили его туда, откуда было удобно наблюдать за пассажирами. Она гадала, не боится ли он, что они сговорятся и уплывут на берег с частью его драгоценного груза. Странно было и то, что он, казалось, все время искал случая застать Шефту одного, но всякий раз, когда такая возможность представлялась, робел, словно не решаясь ею воспользоваться.
Однажды днем, к удивлению Мары, он сам отыскал ее. Она сидела одна, немного надувшись, в тени, которую отбрасывала каюта на миделе. До Абидоса оставалось всего два дня, а Шефту решил провести утро в одинокой задумчивости у кормовых весел. Когда Неконх подошел к ней осведомиться о ее здоровье, она ответила почти раздраженно.
— Все в порядке, полагаю.
— Но настроения, кажется, нет? Где твой вечный спутник?
— Тс-с! Не до него сегодня! Он хмурится, капитан. Интересно, о чем.
— Да, мне тоже интересно! — так пылко проворчал Неконх, что она удивилась. Он помедлил, оглядывая членов команды, работавших то тут, то там, затем мотнул головой в сторону каюты. — Может, испытаю твое умение в шашках. У меня там где-то есть доска и фишки.
— Как вам будет угодно. — Недоумевая, Мара последовала за ним в каюту, тусклую и прохладную после слепящего солнца на палубе. — Вы хорошо знакомы с Шефту, капитан? Я думала, он для вас такой же чужак, как и я.
— Да, так и есть, так и есть! — поспешно ответил Неконх — слишком поспешно, подумала она. — Ну, какие берешь, девчонка, красные или черные?
Он поставил игру на стол — это был узкий деревянный ящик на изящных ножках, с расчерченной на квадраты верхней доской и выдвижным ящичком для фишек. Мара как раз расставляла красные фишки на своей стороне доски, когда капитан снова заговорил, на этот раз ворчливо: