— Деревья? — недоверчиво переспросила Мара. — Вы привезли деревья?
— Именно так! — вмешался Шефту. Он обменялся странным взглядом с капитаном, который тут же снова насторожился. — Деревья и были всей целью плавания, Голубоглазая. Разве ты не помнишь старые предания о Земле Богов и о садах, полных ладанных деревьев, спускающихся террасами к морю? Целью царицы было построить такой сад в Фивах для бога Амона. Она послала на край света, чтобы найти то, что ей было нужно.
— Вот как! — пробормотала Мара. Внезапно рассказ заинтересовал ее меньше, чем странное напряжение, которое, казалось, охватило Неконха.
— И что, царица построила свой храм? — с нажимом спросила она.
— С величайшим великолепием, — ответил ей Шефту. — Я покажу тебе, когда мы доберемся до Фив.
— Но я не еду в Фивы… пока что.
Черные брови Шефту изогнулись. Но он лишь сказал:
— Тогда увидишь его позже. Найти его нетрудно. Царица повелела построить дорогу — во сколько это обошлось, я и предположить не осмелюсь, — от самой реки через две мили пустыни и долины прямо к первой террасе храма. Огромная каменная аллея, по обеим сторонам которой стоят сфинксы. И у каждого сфинкса — голова Ее Милостивого Величества.
К этому времени Мара была уверена, что весь разговор был нацелен на Неконха. Тот пристально и, как ей показалось, сердито смотрел в пустоту.
— Разве это не необычно, — рискнула она, — чтобы изваяние царицы появлялось на общественном памятнике?
— Крайне необычно, — сказал Шефту. — Но сейчас в земле Кемт необычные времена. Ты знаешь писания древнего пророка Неферроху, Лотосоглазая? Он тоже говорит о необычных временах… — Шефту прислонился к планширю, рассеянно цитируя: — «„Смотри, то, чего страшились люди, ныне свершилось. Враги на Востоке, и азиаты вторгаются в Египет, и нет защитника, что услышит… Речь в сердцах людей подобна огню; ни единому слову, сорвавшемуся с уст, нет прощения…“»
Неконх вдруг повернулся и отрывисто поклонился юноше.
— Слово к тебе, друг, когда будет время… в моей каюте, — выпалил он и резко зашагал прочь.
Шефту выпрямился, на его смуглом лице было написано удовлетворение.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Я должен вас покинуть.
И он тоже зашагал к каюте. Оба скрылись под ее сводчатой крышей.
Вот как! Капитана наконец-то спровоцировали на этот частный разговор. На мгновение Мара прислонилась к планширю, рассеянно барабаня по нему кончиками пальцев. Затем она лениво зашагала по палубе, зевая и моргая, словно одолеваемая дремотой, то и дело останавливаясь, чтобы поглядеть на гребцов или на тугой изгиб паруса. Дойдя до тюков с шерстью, сложенных за каютой, она помедлила, а затем с легкостью, выработанной долгой практикой, так непринужденно растворилась в тенях, что никто на палубе не смог бы сказать, куда она исчезла. Низко пригнувшись, она быстро проскользнула между тюками и присела за задней стеной каюты. Внутри слышался невнятный гул голосов. Она прижалась ухом к доскам.
— …сподвижник царя, — донесся грубый ропот Неконха. — Один из тех глупцов — или героев, — о которых мы говорили по пути сюда. Я подозревал это тогда и уверен в этом сейчас.
— Я и хотел, чтобы ты заподозрил, — ответил Шефту с тихим смехом.
— Значит, я прав!
— Совершенно верно. Я — предводитель этого движения и близкий друг Его Царственного Величества, хотя никто, кроме его сторонников, об этом не знает. На людях я живу жизнью, для которой был рожден, — жизнью высокомерного и богатого вельможи, преданного царице.
Вельможа Шефту! — подумала Мара, вся трепеща от изумления. Словно эхо, донесся изумленный шепот Неконха:
— Вельможа Шефту! Значит, вы сын вельможи Менкау, Друга Фараона и богатейшего человека во всем Египте, — великого Менкау, что умер лишь во время прошлого разлива и был погребен в самой Долине Царей…
— И снова вы правы. Я пользуюсь полным доверием царицы. Это крайне удобно. Еще удобнее поток золота и серебра, что льется мне в руки из дворцовой казны. Да, Ее Величество раздает взятки столь же щедро, сколь и все прочее! Но моя доля течет в весьма странном направлении.
— К Тутмосу?