Он наклонился, чтобы прошептать что-то царице, и та рассмеялась.
— Да, это будет зрелище. Жаль, что ей оно не понравится. Переводчица, сообщи принцессе, что она может ожидать встречи со своим женихом очень скоро.
Пока Мара повиновалась, Хатшепсут подняла тонкую, усыпанную кольцами руку и лениво поманила кого-то, кто стоял в полутени у трона. В следующее мгновение все вавилонские слова, которые знала Мара, вылетели у нее из головы. Вперед с грацией леопарда шагнул Шефту — но это был совсем, совсем другой Шефту, не тот, что лениво возлежал рядом с ней, пока хлопали паруса и солнце искрилось на реке. Этот носил царский лен так же небрежно, как тот — свою простую шенти; его смуглые черты были высокомерны на фоне головного убора из плетеного золота. Золото было на его лодыжках, руках и длинных, жилистых пальцах, а на шее пылали изумруды. Вот он, великий вельможа, которого она пыталась, но не могла себе представить, — властелин мира, такой же далекий от нее, как и сама фараон. Лишь амулет на его левом запястье остался неизменным, и его причудливо завязанные льняные нити и знакомые бусины вызвали в ней чувство, сродни тоске по дому, ибо тот, кто носил его, казался чужим.
И тут, на одно лишь мгновение, их взгляды встретились, и ее обдало сладким теплом. «Я ошиблась, — подумала она. — Это тот самый, что когда-то держал меня в объятиях, хоть и не поцеловал… тот самый, клянусь бородой Птаха, чью великолепную, богатую жизнь я держу сейчас в своей оборванской ладони!»
— Пошлите сегодня же весть Тутмосу, — бормотала Хатшепсут, — что он должен немедленно принять эту сирийку. Вы сами, вельможа Шефту, устройте свадьбу как можно скорее, и мы с ней покончим. До чего же она глупа и вульгарна в своих безвкусных одеждах! Подходящая супруга для моего угрюмого сводного брата, не находите? Хай! Как бы я хотела увидеть эту встречу — он покраснеет, станет швырять на пол вазы и украшения и будет метаться взад-вперед, как он всегда делает. — Хатшепсут улыбнулась. — И все же он повинуется мне — как и всегда.
Если ее яд и взбесил Шефту, он ничем этого не выдал. Выражение его лица было таким же безупречно сдержанным, как и его поклон. При его высоком сане требовалось лишь слегка склонить голову, и он не согнулся ни на волосок ниже.
— Имя фараона славно, — любезно заметил он, не уточнив, как подметила Мара, кому он присваивает этот титул — Хатшепсут или Тутмосу. — Все будет, как желает фараон.
— Вы как всегда надежны, вельможа Шефту. — Хатшепсут улыбнулась ему, и он очаровательно улыбнулся в ответ. — А теперь, мой господин, если вы распорядитесь угостить нашу толстую принцессу…
Он сделал небрежный жест; тотчас же слуги с подносами сладостей и украшенными гирляндами кувшинами вина устремились к Инанни, а затем прошли сквозь ряды придворных, которые послушно ожили, звеня кубками с той же застывшей, неестественной грацией, что превращала придворный этикет в подобие изысканного балета. Шефту отвернулся и зашагал — почти прошелся неспешно — обратно на свое место, высокомерный и уверенный. Не для него были кукольные движения этих мелких сошек.
Мара, все еще стоявшая на коленях за принцессой, наблюдала за ним и восхищалась его дерзостью. Внезапно ее взгляд приковала полускрытая в тени фигура сразу за ним. Во второй раз она испытала потрясение от знакомого лица, но на этот раз ощущение было отчетливо неприятным. Ибо там, с лицом мрачным, как у самого Пожирателя, стоял ее таинственный новый хозяин.
На мгновение холодное лицо этого человека заворожило ее. Меняется ли оно когда-нибудь? Точно так же он выглядел, когда предлагал ей богатство и опасность в Менфе. Точно так же он будет выглядеть, наблюдая за медленной смертью этого разодетого в золото молодого отступника рядом с ним. Как они убьют Шефту, когда все узнают? Ему не стоит надеяться на милость душителя — не пока Хатшепсут и ее коварный Архитектор правят Черной Землей. Скорее всего, его ждет кол палача. Или, возможно, — Мара чувствовала, что это бы порадовало вельможу Сенмута, — возможно, они преклонятся перед высшей судьбой Шефту и скормят его крокодилам; тем длинным, зловещим, буро-зеленым тварям с их бледными, широко разинутыми пастями, что ждут. Всего одно ее слово…
«Я не смогу этого сделать!» — было ее первой мыслью. Но второй была: «Да, сможешь, раз должна».
Но была ли необходимость спешить?
Эта мысль успокоила ее. Будет приятно побыть в Золотом Доме еще немного, сказала она себе. «Я не стану говорить прямо сейчас. Позже — да, да будет так, но не сейчас!»