На другом конце садовой скамьи Мара прервала свое завороженное разглядывание кольца на пальце, чтобы осмотреть квадрат вышивки, который держала Инанни. Она улыбнулась. Инанни вышила цветными нитками искусную картину: зеленый холм, усеянный ягнятами и спящим пастухом, а за ним виднелась квадратная башня сирийского храма.
— Она прекрасна, моя принцесса.
— Но не так прекрасна, как холм в моей памяти… — Инанни вздохнула и вытащила из корзинки для рукоделия еще один моток белой шерсти.
Через мгновение Мара поднялась, подошла к пруду в центре крошечного сада, опустилась на мягкую траву у его края и снова принялась изучать кольцо. Это было то самое тяжелое кольцо из электрума с инкрустированными самоцветами лотосами, которое Шефту дал ей на корабле. Она прекрасно знала, что носить его — опасное безумие, ведь оно, по легенде, давно покинуло ее, став взяткой тому «другу» в Абидосе. Один взгляд на него, и Шефту лишь дождется момента, чтобы перерезать ей горло.
Но как же выпучились глаза этих высокомерных дворцовых слуг, когда они заметили его сегодня утром! Мара усмехнулась при воспоминании. Стоило немного рискнуть, чтобы время от времени ставить их на место — особенно того надменного дворецкого, что смотрел на нее свысока всякий раз, когда заставал ее сбрасывающей сандалии. В следующий раз он дважды подумает, на кого фыркать!
Она задумчиво повертела кольцо на пальце, жалея, что не поддалась искушению поставить дворецкого на место раньше. Ибо она уже была убеждена, что кольцо обладает некой могущественной силой. Все утро удача сопутствовала ей, сглаживала путь, делала легкими самые трудные ситуации. Взять хотя бы утренний прием у царя! Если это не удача…
— Мара, — внезапно произнесла Инанни. — Кто-то идет. Это тот молодой вельможа из сада лотосов! Ах, разве он не был бы красив с бородой?
Мара резко обернулась, увидела Шефту, шагающего по красной гравийной дорожке, сорвала кольцо с пальца и сунула его за пояс прежде, чем Инанни успела договорить. Теперь она поднялась, отряхнула юбку дрожащими руками и как можно беззаботнее пошла вперед.
— С бородой? — пробормотала она. — Я… я никогда об этом не думала, Высочество.
Все в порядке, он не мог заметить этого быстрого движения, а складки ее пояса скрывали твердый комочек под ним. Она спокойно встретила Шефту, когда тот остановился перед ними, улыбаясь.
— Принцесса, радуйся. — Его длинная рука двинулась от губ ко лбу в жесте небрежной грации. — Я несу приветствия фараона. Ее Сиятельство осведомляется о благополучии принцессы Ханаана.
Впервые за четыре дня его глаза ожили. Что-то случилось. Мара поспешно перевела.
— Скажи ему, я довольна, — пробормотала Инанни.
— Она довольна. Что такое, Шефту? Скажи мне, ради Амона!
— Сигнал получен. У меня для тебя указания. Скажи что-нибудь принцессе.
— Высочество, его превосходительство желает знать, если…
— Мара. — Инанни стояла перед ней, в ее манере была странная, нервная решимость. — Я не хочу говорить с этим молодым человеком, и он не хочет говорить со мной. Пожалуйста, не могла бы ты… избавить меня от этого бремени? У меня есть дело в другом месте.
— Но, Высочество!
— Пожалуйста, Мара. — Инанни положила руку на руку Мары и посмотрела ей прямо в глаза. — Беседка там пуста, и сюда никто не приходит. Вы будете совершенно одни.
Она схватила свою корзинку для рукоделия со скамьи, поспешила через сад и вышла за калитку, оставив Мару смотреть ей вслед.
— Что это? — тихо спросил Шефту.
— Не знаю. В последнее время она часто находит предлог, чтобы ускользнуть от меня, — думаю, она ходит к одной сирийке во Дворе Ткачей. Но странно, что она сделала это сейчас… — Мара резко обернулась к нему, внезапно взволнованная. — Неважно! Стоит ли нам сомневаться, когда Амон нам улыбается? Мы можем свободно говорить, если ты хочешь рискнуть. Она сказала правду — сюда никто не приходит.
Шефту бросил быстрый взгляд по саду, затем взял Мару за руку и поспешил с ней к маленькой беседке, что стояла в дальнем конце пруда в рощице акаций. Это было легкое деревянное строение, немногим больше каменной платформы с крышей, но по трем его решетчатым стенам густо вились лианы, а его открытая передняя часть была немного отвернута от калитки, так что, оказавшись внутри, они могли видеть, оставаясь невидимыми. Мара села на мягкий табурет, с восторгом оглядываясь. Здесь все было прохладно-зеленым, испещренным движущимся солнечным светом — маленькими хлопьями и крупинками золота, что просеивались сквозь лианы и взволнованно плясали на белых одеждах Шефту, на ее собственных и на расписном полу, всякий раз, когда ветерок шевелил листья.