Она услышала, как ее собственный голос произнес холодно, почти безразлично:
— Вы пришли очень рано.
— Я прихожу, когда меня посылают, — буркнул Чадзар. — Возьми плащ.
— Но я еще не готова. Я пришла лишь за доской для игры в «собак и шакалов». Сирийка ждет, что я буду развлекать ее до отхода ко сну.
— Это не мое дело.
Он оттолкнулся от стены и пошел вперед, пока Мара отчаянно искала другой предлог, чтобы задержаться, выиграть время. Он нахмурился, нетерпеливо пощелкивая кнутом по сандалии.
— Живее! Бери плащ!
Спорить с этим беспокойным кнутом и взглядом того единственного глаза, который начал зловеще поблескивать на бледном, жестоком лице ливийца, было бесполезно. Мара нашла свой плащ и накинула его дрожащими пальцами. Ей придется строить планы по дороге.
Но времени на планы не было, не было времени думать. Прежде чем она смогла побороть свое смятение, она уже была в колеснице, мчащейся по улицам западных Фив. Поездка была такой же дикой, как и прежде, но на этот раз Мара жалела, что она не длилась дольше. Напрасно она пыталась заставить свой мозг работать, когда сошла в темный двор у дома своего хозяина, неохотно прошла через маленькую боковую дверь и вошла в холл. Тот же запах вина и благовоний донесся до ее ноздрей, те же слабые отголоски веселья до ее ушей.
— Перестань мешкать! — прорычал Чадзар, ткнув ее рукоятью кнута. — Думаешь, он будет ждать вечно?
Мгновение спустя она шагнула в маленький, увешанный гобеленами кабинет, и дверь за ней закрылась.
— Ну? — донесся холодный голос ее хозяина.
Рука Мары судорожно сжалась на кольце.
— Живи вечно, о преславный! — услышала она свой голос. — Да устремится твоя тень к свету, да…
— Оставь свои любезности для тех, кто их желает, — язвительно прервал он. — Какие новости?
— Почтенный, у меня лучшие из новостей! Мне удалось помешать царю отослать его слуг. Как я и обещала, все они присутствовали во время приема.
Нахерех ничего не сказал, лишь устроился в кресле и стал ждать. Мара поспешно продолжила.
— Убедить мою принцессу было нелегко, уверяю вас. Я уговаривала и уговаривала, и в конце концов пришлось ее немного подтолкнуть. «Моя принцесса, — сказала я ей, очень строго, хозяин, — моя принцесса, Его Высочество сам считает, что лучше позволить этим слугам присутствовать на приеме. Ну же, они могут заподозрить, что вы их боитесь!» Конечно, она их боится, хозяин, но не любит в этом признаваться. И это решило дело.
Это, действительно, решило дело, хотя и не совсем так, как намекала Мара. Значение фразы «Они могут заподозрить» уловил царь, а не Инанни, и именно он внезапно решил, что слуги должны остаться в комнате. Мара, однако, не видела причин упоминать об этом Сыну Сета с гранитным лицом, сидевшему перед ней.
Вместо этого она улыбнулась, словно ожидая похвалы, и взяла сладость из его золотой чаши.
— И вот, видите, у меня больше не будет этой проблемы, и будет масса возможностей выследить этого гонца…
— Ты его еще не нашла?
— Я не могу быть уверена, — уклонилась она. — Однако я следила за писцом, как вы и велели. От него вам мало пользы.
— Это почему же?
— Царь знает, что он враг. Какой у меня шанс заметить что-то полезное, когда Его Высочество следит за каждым слогом, каждым движением…
— Я думал, ты сказала, что у тебя будет масса возможностей!
— Когда писца не будет, да. Но пока он там…
— Я правильно понимаю, — зловеще произнес Нахерех, — что ты снова пришла с пустыми руками?
Она встретила его взгляд и совершенно ясно увидела, что никакие увертки не сработают. Если она не предоставит хоть какую-то информацию, и немедленно, этот человек тут же ее продаст — или сделает что похуже. У нее пересохло во рту от внезапного страха. Ей нечего было ему сказать — кроме правды. А если она скажет ему правду…
В ее уме возник дерзкий план. Неужели она сможет сказать ему крупицу правды — всего лишь крупицу, убедительную, но не по-настояшему опасную? Если бы она смогла это контролировать… Нет, это было слишком безрассудно, чистая авантюра…
— Ну? — произнес ее хозяин.
Она услышала свой собственный быстрый смешок, свой голос:
— Нет, я далеко не с пустыми руками, хозяин.
Самая безумная авантюра! Она не должна об этом думать, ставки так высоки… Но каковы ее собственные ставки в этой игре? Через пятнадцать минут она может снова оказаться в своих лохмотьях, уворачиваясь от палки нового хозяина, выброшенная в небытие, как горсть мусора. «Заботься о себе, Мара, больше никто не позаботится»… Она бросила кости.