Когда они скрылись в переулке, Шефту, подавленный и удрученный, повернул обратно к дверному проему. Жестокий и уродливый мир, где такая девушка может быть рабыней.
Он был так поглощен этой мыслью, что лишь по привычке скрыл лицо от еще одной фигуры, появившейся в этот миг на улице, — это был человек, закутанный по самые уши в шерстяной плащ, хотя стоял теплый полдень. Он зашагал в том же направлении, куда ушли девушка и ее хозяин, и, как и они, свернул за угол.
Мимо прошла Судьба, но Шефту не мог этого знать. Он знал лишь, что улица опустела, и быстро направился к дверному проему, в котором исчез нубиец.
* * *
Двумя улицами дальше девушка и ее хозяин подходили к дому.
— Козел! Варвар! Свинопас! — шипела Мара себе под нос на вавилонском. Она бы с куда большим удовольствием бранилась на египетском — его тяжелые гортанные звуки идеально подходили для ругательств. Но она была слишком умна, чтобы позволить себе такую роскошь в этот момент. Пока хозяин мертвой хваткой держал ее за руку, а другой тянулся к палке, она ограничилась языком, которого он не знал. Но и это приносило удовлетворение, ведь она знала: Зашу бесит напоминание о том, что его рабыня образованнее его самого.
— Сын трех свиней! Невежда! — выплюнула она.
— Прекрати это бормотание! — взревел он. Они вошли во внутренний двор его дома, и он так швырнул ее, что она, пошатнувшись, пролетела через весь двор и больно рухнула на широкие каменные ступени.
— Крокодил! — добавила она.
— Прекрати, я сказал! — Заша уже вытащил палку из-за пояса. — Хай! Несчастный день, когда я купил тебя, мерзавка! Сестра змеи, вечно увиливаешь от работы, чтобы творить пакости на площади! Что ты украла сегодня? А? Что?
— Хлеб, — ответила Мара. — Кормите своих рабов как людей, а не как собак, и они не будут воровать.
— Молчать! — взревел Заша. Он пересек двор, и палка свистнула по ее голым плечам. — Придержи-ка язык, девчонка, не то я его вырву! Ну, что еще? Хлеб и что еще?
— Больше ничего!
Палка снова свистнула в воздухе.
— Правду! — потребовал Заша.
— Это и есть правда! Я взяла всего лишь пару лепешек у жирного пекаря, у которого их было больше, чем нужно.
— Тьфу, врешь! — Заша снова занес палку, и она решила съежиться, зная, что, пока она дерзит, он будет ее бить. Когда она прижалась к колонне, он ухмыльнулся. — Что, боишься меня, значит?
Мара ничего не сказала. Палка тут же опустилась со зверской силой.
— Хай! Ты будешь меня бояться, даже если я до смерти устану тебя учить! — Внезапно он отпрянул, сглотнув. — Отвернись, отродье хефтов! Отводи глаза, я сказал!
Свободной рукой он нащупал амулет на шее, и насмешливая улыбка тронула уголки губ Мары. Она знала, что это за амулет — уаджет, маленькое эмалированное изображение Священного Ока Гора. Он купил его у колдуна вскоре после того, как приобрел ее у прежнего хозяина. Заша боялся ее голубых глаз.
— Что, боишься меня? — не удержалась она от насмешки.
Она наклонилась вперед, впилась в него взглядом и нарочно широко распахнула глаза. Когда он отшатнулся еще на шаг, она громко рассмеялась. В следующий миг он снова набросился на нее, и удары посыпались так же часто, как и проклятия, а голос его дрожал от ярости, пока она, обхватив голову руками, молча сносила наказание.