Они встретились в полускрытой нише у одного из столов с яствами. Вельможа был крупным, красивым мужчиной средних лет с густыми бровями, и он сразу же грубо перешел к делу.
— Я думал о том, что вы мне сказали, вельможа Шефту. Можете поклясться в правдивости ваших слов?
— Сама священная Маат поклялась бы в этом, Ваше Превосходительство. Войска в плачевном состоянии, половина лучников с непокрытыми головами, и никому не заплачено. А с регулярной армией еще хуже. Если наши враги решат напасть на нас в одно прекрасное утро, Египет окажется беззащитным.
— Чудовищно! — пробормотал другой. — Я ничего об этом не знал…
— Ее Сиятельство и вельможа Сенмут держат это в строжайшей тайне.
— Этот паршивый Зодчий! И все же он ее любимец.
— У меня есть основания полагать, что его положение сейчас далеко не стабильно. Я… приложил руку… к этому делу с гвардией.
— Хорошо! — хмыкнул вельможа. — Если бы мы могли от него избавиться…
— Ваше Превосходительство, подумайте дальше. Будет ли ее следующий любимец чем-то отличаться? — Шефту приблизил губы к уху собеседника, понизив голос до шепота. — Египет должен избавиться и от нее тоже.
Тяжелые брови Ха-Хепера сошлись на переносице. Таким же тихим голосом он пробормотал:
— Вы говорите об измене, мой господин.
— Разве это измена — изгнать воров, избавить Египет от врагов? Я не один, Ваше Превосходительство. За мной стоит армия — вельможи, жрецы, простой народ, а также вооруженные воины, — ждущие лишь моего сигнала. Ваше будущее с нами, а не с Хатшепсут. И время близко.
Ха-Хепер облизнул губы, бросив взгляд на Шефту.
— Вельможи? — пробормотал он.
— Да, вельмож в избытке. Те, кто любит Египет, и знают, в какой бочке рыба.
Вельможа молчал; казалось, он едва дышал. После долгой паузы он пробормотал:
— Я богатый человек, вельможа Шефту.
— Вы могли бы стать еще богаче.
И снова Шефту ждал, зная, что настал решающий момент.
— Насколько? — тихо произнес Ха-Хепер.
— В полтора раза.
Тяжелые брови взлетели вверх, и Шефту выпрямился, усмехаясь про себя. Еще один вельможа обрел свою цену. Вельможа глубоко вздохнул и встретился с ним взглядом.
— Я тоже люблю Египет. Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку против тех, кто терзает его. Когда я понадоблюсь, зовите, и да улыбнутся боги нашему делу.
Резко развернувшись, он пересек залу.
Удовлетворение Шефту было смешано с иронией. Удивительно легко, размышлял он, обещать целое состояние, которого еще не коснулся рукой. Заполучить его будет совсем другим делом, и все же он должен был его заполучить; он уже дал с полдюжины подобных обещаний, рассчитывая на успех сегодняшнего плана. А этот разговор заставил его опоздать…
Мгновение спустя он незаметно выскользнул через дверь во двор и бросился к своей колеснице.
* * *
Было уже далеко за пятую отметку, и над Городом Мертвых сгущались сумерки. Из низких, крытых пальмовыми листьями строений потянулись рабочие — каменотесы, покрытые гранитной пылью, бальзамировщики, сгорбленные от усталости и пахнущие натроном и пряностями, зевающие стеклодувы, переписчики свитков, протирающие глаза, золотых дел мастера, ткачи, гончары, плотники, ювелиры. Поодиночке и группами они вытекали из мастерских на улицы, сливаясь в поток, возвращающийся домой, который растекался во все стороны — на восток к Нилу и ожидающим паромам, на север, юг и запад к разбросанным среди полей хижинам.
В укрытии заброшенной плотницкой мастерской задержалась одна небольшая группа, время от времени бросая тревожные взгляды в сторону далекого дворца и рощиц с белыми стенами, отмечавшими окружавшие его виллы. Двое мужчин были одеты как неокоры, служители храма; третий был дородным жрецом, спокойным и внушительным на вид, очевидно, важной персоной. Рядом с ними стоял осел, навьюченный двумя огромными корзинами.
— Дурной знак, что он опаздывает, — пробормотал тот из неокоров, что был поменьше. — Дурной знак.
— Думаешь, он опаздывает нарочно? — возмущенно прошептал другой. — Я не позволю говорить дурно о Сашае.
— Я и не говорил, друг Каэмуас. Может, он не получил послания.
— Нет, получил, — вмешался жрец.