Губы его разжались, но лишь через несколько мгновений он смог заставить себя говорить. *Даже твой царевич не вправе требовать такого преступления…*
— Открывайте, — сказал он.
Копатели прокрались мимо него вниз по ступеням. Под их зубилами штукатурка крошилась неровной трещиной, постепенно обрисовывая контур двери. У его локтя Джедет шептал:
— Анубис, не карай нас! У нас есть штукатурка, чтобы все исправить, у нас Царская Печать. Все будет как было, когда мы уйдем.
Шефту стало трудно дышать. Дверь, что должна была оставаться закрытой и нерушимой три тысячи лет, распахивалась перед ним со скрипом, что будил эхо в дальних глубинах гробницы. Повеяло спертым, сухим воздухом, который окутал его. Медленно, каждый шаг — усилие воли, он спустился по лестнице и прошел через дверь в Обитель Мертвых.
Он стоял в крошечном преддверии, где каменный пол был усыпан цветами. Он помнил их — последние подношения погребальной процессии, возвращавшейся в верхний мир. Они выглядели лишь слегка увядшими, словно прошла не более недели с тех пор, как их здесь бросили. Но когда он коснулся одного из них носком сандалии, тот рассыпался в пыль столь мелкую, что не осталось и следа. Слегка вздрогнув, он поднял факел. С плотно исписанных стен на него бросились молящие строки из Книги Мертвых:
«Я не творил беззакония против людей! Я не притеснял бедных! Я не морил голодом никого, я не заставлял никого плакать, я не совершал того, что есть мерзость для богов! Я не поворачивал вспять воду в ее время, я не гасил огонь в его час! Раз я знаю имена богов, что с тобой в Зале Двойной Истины, спаси же меня от них, Осирис! Я чист! Я чист! Я чист! Я чист!»
Перед Шефту другая лестница вела вниз, во тьму.
С Джедетом, теснившим его сбоку, и копателями с корзинами, толпившимися за его спиной, он начал долгий спуск. Вниз, вниз, вниз они крались, во тьму столь черную, что факел казался лишь движущейся искрой, в тишину столь глубокую, что в ушах звенело. Воздух становился все более спертым и гнетущим — тот самый воздух, что остался здесь много лет назад, когда внешняя дверь была затворена и запечатана. Хватит ли его для четверых, тяжело дышащих от страха? Пот покрывал лицо Шефту, лишь чтобы мгновенно испариться в иссушающей сухости этого места, стягивая кожу и делая губы непослушными. Тщетно он пытался отогнать мысль о миллионах тонн камня и земли над ними. Чем глубже они спускались, тем тяжелее становился этот гнет, тем удушливее было его осознание.
Наконец ступени закончились в недрах земли. Мужчины на мгновение остановились, слыша собственное громкое дыхание в тишине. Никто не хотел покидать лестницу, которая теперь казалась знакомой и безопасной. Мысли Шефту метнулись назад, к стражнику, что лежал так неподвижно под звездами далеко наверху, и к его товарищам у входа в долину, которые, возможно, уже начали его искать, гадая, почему он не вернулся…
Чувство неотложности овладело Шефту. Они должны спешить, иначе поднимется тревога, и они, выбравшись наконец, угонят в ловушку.
Борясь с нежеланием, он повел их по каменистому полу. Шаг, другой, третий, и свет факела выхватывал из черной пустоты все новые участки. Внезапно из мрака выпрыгнула яркая фигура вдвое выше человеческого роста. Незваные гости отшатнулись, словно от удара, и из горла копателя Усура вырвался звук, наполовину хрип, наполовину стон. Прошло несколько секунд, прежде чем Шефту смог заставить себя поднять факел и обнаружить, что ужасающая фигура была лишь частью процессии, нарисованной вдоль стен того, что оказалось высоким и просторным коридором.
Шефту заставил себя успокоиться, вспомнить этот коридор со дня погребения старого царя. Затем, сжав факел, он зашагал по длинному залу. Все новые и новые ярко расписанные фигуры проплывали мимо них в колеблющемся свете — группа женщин, склонившихся в скорби, с растрепанными волосами; рабы, несущие ларцы с сокровищами и мебель; сановники, шествующие за крытыми санями, на которых покоился огромный саркофаг. Это была погребальная процессия старого фараона, изображенная с точностью в каждой детали и завершавшаяся в дальнем конце зала последним торжественным ритуалом Отверзения Уст. Там, обрамляя дверь, возвышалась нарисованная фигура жреца-сем с его мистическим орудием, а напротив него бог Анубис с головой шакала поддерживал мумию.