— Зачем?
Он не знает зачем. Он не хочет знать зачем,
— Просто возьми, — говорит он резко, и тогда она качает головой и протягивает листок обратно.
— Нет.
— Я порву.
Что-то замыкает, искрит внутри от этих слов: он сто раз угрожал так Гале раньше, и она, хоть и знала, что в шутку, всегда чуточку пугалась по-настоящему и забирала рисунок и уносила его с собой.
Галя, похоже, тоже это вспомнила. Ее лицо светлеет, как на нем наступил рассвет, и Антон едва удерживается от желания протянуть руку и коснуться кончиками пальцев ее щеки.
Едва.
Его рука дергается, и он останавливает ее диким усилием воли.
— Я скучаю по тебе.
А вот слова не останавливаются и вылетают на волю сразу все, как голуби из раскрытой настежь голубятни. Антону даже кажется, он слышит шорох крыльев, и оттого, что эти слова-голуби свободны, становится одновременно и хорошо, и как-то пусто.
Конечно. Ведь клеткой для них был он.
Галя отводит взгляд, ее ресницы и волосы золотит яркое летнее солнце, а на щеках выступает нежно-розовый румянец.
Он будет полнейший дурак, если упустит момент.
— Давай больше не будем врагами, Галь. Я не хочу, чтобы мы были врагами, я не хочу больше цепляться, колоть, резать. Не из-за отца, — торопливо добавляет Антон, видя, что она хочет его перебить. — Я просто больше не хочу.
Что-то нужно сказать дальше, но слова не идут. Он, никогда не стеснявшийся уколоть и поддеть Галю, вдруг тушуется и теряет дар осмысленной речи, когда дело доходит до... чувств?..
Он незаметно для себя ударился головой.
Его зацепил волной прохожий-эмпат.
— Галь...
Она дергает подбородком, и Антон умолкает. Сердце его колотится где-то в ушах, но это не грохот, а трепет — как крылья колибри, зависшей у цветка. Какая-то его часть даже наслаждается тем, что происходит, этой открытостью и мимолетной уязвимостью перед ней, готовностью принять любое ее слово и решение. Нет, не любое, естественно, он точно не отступит, но все же.
— Ладно, — говорит Галя как-то буднично, как будто он не сказал ей ничего особенного. — Мы больше не враги. Но не думай, что я вдруг начну с тобой дружить и вообще.
Антон громко фыркает.
— Дружить? Ты с ума сошла? Я не собираюсь дружить с девушкой, с которой снова займусь сексом.
Галя пару секунд просто таращится на него, а после молча пожимает плечом. «Как угодно». Но ему пока достаточно даже этого.
Они проходят вместе до самого магазина в каком-то неловком молчании, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Галя взлетает по ступенькам низкого крыльца к застекленным дверям. Антон провожает ее взглядом, но внутрь идти ему не хочется: тетя Наташа точно будет ему не рада, даже если Галя скажет, что они больше не враги.
Он разворачивается и идет домой, и телефон снова звонит, и это Неля — она хочет привезти Костика на выходных и в сотый раз хочет убедиться, что папа хорошо себя чувствует, и заверить, что хлопот с ее сыном у них не будет. Антон почти не слушает.
Он думает о Гале.
Он снова думает о Гале.
Он может до одурения ненавидеть психопрактиков, но в Галю Голуб он до одурения влюблен.
Глава 30.1 Галя
Какая-то ее часть точно знала, что Антон и она в одной постели — это только вопрос времени. Какая-то очень настойчивая часть, которая постоянно напоминала, что он — ее импринт, а значит, сопротивляться она не сможет, а, главное, не захочет.
Но почему она вообще должна сопротивляться? Почему она не может быть такой, как Лиза, которая уже сто раз предлагала ей единственный современный, как она заявила, вариант: «Крошка, твой импринт тебя хочет. Камон, в чем проблема? Подошла, взяла за руку, уверенно сказала...»
Галя тогда фыркнула: «Да ну тебя!», и Лиза засмеялась: «Ну давай, скажи, что ты об этом ни разу не думала».
Думала. Много думала, но каждый раз одергивала себя. «Нельзя, нельзя, Галя. Ты ведь не сможешь. Ты ведь не умеешь разделять секс направо, а чувства налево, ты умеешь только с головой, наотмашь, без оглядки».