— Соскучился без меча? Верну, верну его тебе, только не теперь. Когда придём на место, тогда и верну.
И действительно, один из мужиков нёс с собой Тимофеев меч.
Шли быстро, чуть не бегом. Тимофею стало жарко, он снял с головы шапку и вытер ладонью лоб.
— Смотри, сотник, шапку не потеряй, — засмеялся предводитель, идущий вслед за ним. Тимофей выругался про себя.
Внезапно лес стал редеть, повеяло свежестью. Минуло, наверное, около часа, как они покинули своё глухое убежище. Все вдруг разом остановились по знаку следовавшего впереди мужичка.
Из-за деревьев проглядывался небольшой луг. Вдали мерцал огонёк костра, едва высвечивающий из темноты очертания круглого шатра. Больше ничего не было видно.
Тимофею показалось, что всё, что происходит сейчас, с ним уже было когда-то: и луг, и высокая трава под ногами, и безлунная ночь. Наверное, где-то поблизости должен быть табун лошадей, как тогда, под Волоком. Он поёжился, вспоминая лицо убитого Потанькой татарина с гнилыми зубами, и даже показалось, что ощущает мерзкий запах, идущий от него.
Выйдя из леса, они пошли медленно и осторожно. Разбойники, лишившись лесного прикрытия и оказавшись на открытом пространстве, чувствовали себя неуютно и поминутно оглядывались по сторонам, ожидая нападения.
Прошли ещё немного, остановились, и Фатьяныч приказал всем лечь в траву. Лежали, напряжённо прислушиваясь. До Тимофея донёсся слабый и жалобный звук, будто где-то не переставая мяучит кошка, затем он понял, что это плачет ребёнок, и вспомнил о пленных, которых, по словам мужичка-разведчика, гнали с собой татары.
— Держи свой меч, сотник, — сказал Фатьяныч. — Мы с тобой к костерку подберёмся, а вы, — он обернулся к остальным, — шатёр обходите без шума.
Один из разбойников протянул Тимофею меч в кожаных ножнах. Тронув ладонью рукоять грозного оружия, он почувствовал себя уверенней. Мелькнула мысль: если ударить Фатьяныча и побежать, станут ли другие преследовать его. Однако он вспомнил Проху, идущего, может быть, следом и ждущего от него сигнала, и отказался от рискованной затеи.
Вновь послышался плач ребёнка. Тимофей и Фатьяныч поползли в сторону костра. Вскоре они различили силуэты двух татарских воинов, сидевших у огня. Мужичок-разведчик говорил, что всего татар человек пять-шесть. Это успокаивало, но тем не менее всё нужно было сделать быстро и без шума.
Всего несколько лошадей паслось неподалёку, и это подтверждало то, что основная татарская конница ещё не вернулась.
— Я в правого стрельну, когда ты ближе подползёшь, — шепнул Фатьяныч. — А ты другому орать не слишком давай, чтоб остальные не спохватились.
Тимофей кивнул, вынул меч из ножен и пополз вперёд. Фатьяныч лёжа достал стрелу из-за спины. «Как бы в меня во тьме не угодил», — подумал Тимофей, ощущая затылком, как тот пробует тетиву лука. До костра было шагов тридцать.
Татарин справа вдруг встал и начал прислушиваться, вглядываясь в темноту. Тимофею показалось, что тот смотрит прямо на него, и он вжался в землю как только мог. Сухая травинка уколола и упёрлась в шею, но шевельнуться он не смел, приходилось терпеть.
Сзади глухо звякнула тетива. Татарин схватился за живот и жалобно завыл, перегнувшись пополам. Второй вскочил и бросился к нему, и почти одновременно Тимофей побежал к костру. Видимо, лицо его было настолько свирепым, что второй татарин замахал на него руками, бормоча с вытаращенными глазами:
— Шайтан! Шайтан!..
Тимофей зарубил его с одного удара. Первый татарин, скрючившись и держась обеими руками за стрелу, застрявшую в кишках, ещё стоял на ногах и беспрерывно выл. Тимофей, опустив окровавленный меч, с недоумением глядел на него и не знал, что сделать, чтобы прекратить этот невыносимый предсмертный вой.
— Ты что, сотник, сгубить нас решил?! — зашипел на Тимофея подскочивший Фатьяныч. Он выхватил нож и, забежав сзади, перерезал раненому горло. Тот забулькал кровью, упал в траву и затих.
Из шатра послышались тревожные крики. Выскочивший оттуда татарин был тут же зарублен одним из разбойников. Другие валили деревянные подпорки шатра, прыгали на него и тыкали саблями и ножами в копошащиеся под тканью тела. Фатьяныч побежал туда.
Тимофей, придя в себя от пережитого только что убийства, унял дрожь в руках и пошёл к реке, откуда, как показалось ему, доносился плач ребёнка. Не дойдя до воды, он наткнулся на яму, накрытую тремя берёзовыми стволами. Там вроде кто-то был, но рассмотреть во тьме ничего было нельзя. Он сбегал к костру, выхватил из него пылающую головню и вернулся назад к яме. Снизу на него глядели десятки испуганных глаз. Вновь заплакало дитя, державшая его женщина в испуге заткнула ребёнку рот.