«Бесчестным и позорным считается для молодого человека самому свататься за девушку, чтобы её отдали ему в супружество. Дело отца обратиться к юноше с предложением, чтобы он женился на его дочери. Высказывают они это обычно в таких словах: „Так как у меня есть дочь, то я хотел бы тебя себе в зятья". На это юноша отвечает: „Если ты просишь меня в зятья и тебе это так угодно, то я пойду к своим родителям и доложу им об этом". Потом, если родители и родственники изъявят согласие, они собираются вместе и обсуждают, что отец пожелает дать дочери под именем приданого. Затем, определив приданое, назначают день для свадьбы. В этот промежуток времени жениха до такой степени отстраняют от дома невесты, что если он случайно попросит хоть увидеть её, то родители обычно отвечают ему: „Узнай от других, кто её знает, какова она". Во всяком случае, доступ к невесте предоставляется ему не иначе, как если обручение не будет раньше подтверждено величайшими карами, так что жених, если бы даже он пожелал, не мог бы отказаться от неё под тяжким наказанием. В качестве приданого по большей части даются лошади, платье, оружие, скот, рабы и тому подобное. Приглашённые на свадьбу редко подносят деньги, но всё же посылают невесте подношения или дары, каждый из которых жених старательно отмечает и откладывает».
тшумели торжества в Москве по случаю победоносного завершения похода на Новгород. Отплакали и отрыдали вдовы и сироты, не узревшие среди вернувшегося воинства своих мужей, братьев, отцов. Анисья, не дождавшаяся Тимофея, разыскивала среди ополченцев тех, кто был рядом с мужем и знал его, но никто не оказался свидетелем его гибели и никто не ведал о его судьбе. Тимофей, впрочем, был не единственный безвестно пропавший в новгородских пределах. Вместе с Анисьей маялись в неведении многие женщины, чуть ли не завидуя вдовам, которым из казны была выделена небольшая мзда за гибель кормильцев. Тем по крайней мере ясно было, как жить дальше. А как Анисье быть, когда надежда упорно возвращается к ней с каждым новым днём и сердце подсказывает, не считаясь с сочувственными взглядами соседок, что жив её Тимофеюшка.
Анисье удалось всё же узнать, что Тимофей её произведён был в сотники за храбрость свою и долю добычи должен был иметь немалую. Где она теперь, эта добыча проклятая, и зачем она ей, коль самого по сию пору нет!..
Меланья, жена Савелия-сбитенщика, что Тимофею клячу свою предоставил, посоветовала:
— Ты бы, Анисья, за мужа испросила бы чего у великого князя. Чай, не за себя, за него кровь проливал свою.
— Что ты, — махнула та рукой. — Меня и на порог не пустят. Кто я така, а кто он! Стражники взашей прогонят.
— Ну прогонят так прогонят, невелика беда, перетерпишь. А ну как выгорит что? Дома-то что без толку горевать? Под лежачий камень вода не течёт. На семейство ваше глядеть больно, как с хлеба на квас перебиваетесь. Всё пораспродала али осталось что? Я уж за лошадь, что Савелий дал, не спрашиваю, вижу, что не расплатиться вскорости.
Анисья лишь вздохнула тяжело и ничего не ответила.
Однако вскоре услышала она от баб на Торгу, что великая княгиня Мария Ярославна стала с народом проста, просители к ней идут не только с Москвы, а чуть не со всех княжеств, кои государю подчинены. Идут с обидами, жалобами, просьбами, и некоторых она выслушивает и помощь оказывает.
Вечером Анисья была особенно задумчива. Дочери легли рано, внучка не беспокоила. Анисья опустилась на лавку и вспомнила, как в последний раз прощалась с Тимофеем. Кольчужное колечко тогда лопнуло, Тоня оцарапала об него щёку. И Анисье, и Тимофею — обоим подумалось тогда, не знак ли это дурной? Видать, и впрямь знак был... И всё же не было в сердце смертной тоски, грела её надежда на возвращение Тимофея.
«Что ль и впрямь сходить ко двору великой княгини? — подумала Анисья. — Коль заметит меня, выслушает, тогда смирюсь, без Тимофеюшки буду век коротать. А не захочет выслушать, значит, не мёртвый он и помощи мне не надобно...»
Так она загадала себе, но долго ещё раздумывала, прежде чем осуществить своё намерение.
Мария Ярославна уже решила для себя, что в мирской своей жизни она сделала почти всё, что было ей предназначено Господом. Она ещё не определила окончательно, когда удалится в монастырь, и даже обитель ещё не выбрала. Однако это случится не раньше, чем будет освящён новый храм Успения Богородицы. Она не надеялась на стареющего и не слишком настойчивого митрополита Филиппа, всё ей казалось, что без её присмотра и надзора дело опять застопорится. А ведь уже белый камень начали рубить каменотёсы, и сотни мужиков в Москве ежедневно собирались на площади неподалёку от великокняжеского терема, принимаясь с утра пораньше за разборку старого обветшавшего собора. Сколько усилий приложила она, чтобы строительство наконец началось, чтобы расщедрился Иван, выделив на храм немалую долю из новгородских денег.