Сэмерс тоже подошел, взял ее за руку и попытался разбудить, но Лимма не реагировала. Стоящие рядом аппараты выводили данные о ее здоровье, и, стоит сказать, данные были вполне удовлетворительными. Она жива, в этом я не сомневался, но Док ведь сказал, что сыворотка как-то подействовала на нее.
– Она не очнется.
Все посмотрели на меня, Сэмерс даже попытался сказать, что с ней все в порядке, но я больше не хочу обманывать ни себя, ни кого-либо еще. Я уже видел людей с умершим мозгом. Их сердце продолжает биться, но они больше не открывают глаза. Они уже не с нами.
Таблетки, которые я употребил после убийства пустынника, имеют странное побочное действие. Нет, никаких галлюцинаций или чего-нибудь еще в этом роде, только ярость, слепая и неконтролируемая. Не в силах больше ее сдерживать, я признался Брусу, что принял опасные препараты, и что мне сейчас лучше поспать. Он понял, что я имел в виду, и, через секунду, мощный удар отправил меня в столь желанный «сон».
Глава 27
– Ну же, не притворяйся, что еще спишь!
Осторожно открываю глаза, но свет не причиняет больше боли. «Кажется, я оклемался» – пытаюсь прошептать, но голос не слушается. Прокашлявшись, понимаю, что крепко прикован к кровати.
Брус с интересом наблюдает за моими действиями, и я стараюсь максимально ровно сесть.
– Я хорошо себя чувствую.
Он прищурил глаза, но спорить не стал.
– Говорю же, нормально все. Развяжи меня.
– Это дело займет минуту, а вот обратно тебя поймать и привязать...
Смирившись со своим положением, откидываюсь обратно на подушку. Интересно, что произошло за это время?
– Тебе интересно, сколько ты здесь провалялся? – догадался Брус.
– Месяц?
– Нет, меньше. Семнадцать дней.
– Ну, это еще нормально. Бывало хуже.
– Что за препарат ты принял? Зачем?
Мне казалось, ответ очевиден, но Брус продолжал выжидающе смотреть.
– После драки с Киллом я был обессилен, но нужно было вытаскивать вас.
– Ты боялся не справиться с Таурусом.
Это было не вопросом, а утверждением, и я почему-то не смог его опровергнуть. Действительно, мне было страшно, ведь сенатор всегда действовал решительно, а мне не хватало смелости поднять руку на человека, которого уважал на протяжении многих лет.
– Что произошло на крыше? – продолжил Брус. – Сэм кое-что рассказал, но, кажется, многое благоразумно опустил. Не глупый он парень, сидит целыми днями возле Лиммы, молчит, права не качает.
Услышав ее имя, я окончательно пришел в себя. Не смея произнести вслух, уклончиво спросил:
– Со всеми все в порядке?
– Если имеешь в виду Лимму, она по-прежнему. Состояние удовлетворительное, но в себя не приходит. Что касается Совета... Тут уже менее оптимистично.
– Казнили?
– Да. Народ казнил.
– В смысле?
Я знал ответ, но не мог поверить, что такое возможно в Архипелаге.
– Их, можно сказать, толпа разорвала. Когда Латес объявил о случившемся, началось безумие. Рогова удалось отбить, но остальным не повезло: несколько человек были задавлены во время беспорядков, а остальных убили.
– Мой Архипелаг...
Все-таки, Таурус добился своего. Его нет в живых, но его труды продолжают жить: отныне Архипелаг никто не осмелится назвать землей свободы. Хоть гнев и был заслуженным, люди не должны терять человеческий облик ни при каких обстоятельствах! Никакая боль не оправдывает зверства, совершенные во имя «справедливости».
– Если это и есть свобода, она должна умереть и не возрождаться.
Брус почувствовал всю горечь, которая едва не заставляла меня плакать. На протяжении многих лет, я служил Архипелагу, выполнял самые опасные и грязные задания, был эгоистом и циником, принимая грязь на себя, и ограждая невинных людей от этого. Но сейчас я отчетливо вижу, что человечество обречено.
– Ты не справедлив к ним. Сам понимаешь, человеку свойственно чувствовать, и от этого все проблемы. Свой стыд и ужас они пытались заглушить, убив виновных в случившемся. Разве можно их в этом винить?